29797, его друзья не успели, пусты как сам. Все они культовые барабанщики, так была сформирована некогда социальная этническая группа, был сгенерирован аномальностью эманаций кибернетически обусловленный клан, культовых барабанщиков, в том смысле как они были пусты. Аномалия была неуловима и беспричинна, нет, не уловима описаниями причины и следствия, хотя искушение описать ее так не изжить и поныне, тем более приняв происшедшее эпосом, легендой, будто бы был среди нас кто-нибудь породивший или могущий породить эту легенду, этот эпос. Мы пусты, мы аутсайдеры кинематики по определению. У нас нет ничего из того что есть, и это мы бережем, это реальное достижение, существует, есть. И мы кидаем его прочь злым собакам, т.к. оно не наше, и раз так, то так с ним и порешили, и так верно, так правильно, так да. И так нет, - говорим мы опять, прослушивая Sex Pistols перед визитом главы.

В кадре кинопроектора мы в белых майках "теннис", мы в теннисных туфлях и высоких гетрах, будто закончив только конную прогулку, некоторый стипль-чез. Мы сдвигаем огромные белые камни, каменные глыбы, как бы строя идолов. Мы вглядываемся в горизонт сквозь серый дождь старой пленки, плешивы в своих бескозырках, моряки на самом деле, дети и ангелы.

Это наша футбольная команда заболела корью, оставив нам лишь фотографию.

Зачем еще слова, зачем нужны еще эти долбаные слова. Слова не нужны.

8897, еще он сказал: "дерьмо", но мало кто слышал его тогда, а услышав, его тогда, мало кто понял, о чем это он разговаривал, а поняв, его разговор, мало кто мог вообще что-либо понимать, ибо тем разговором была расщеплена энергетическая цельность, или дискретность, разговор, собственно, переводил суть беседы в иную плоскость, где предмет инвентаризации снаружи как субъект, где социальность и субъективность так близки, подобны гетерогенной паре. Если сказать, что он был койотом, или вороной, или студентом-антропологом - это значит не сказать вовсе ничего. Он был сгустком информационного потока, если не вовсе этим потоком, ибо настолько был густ, сжат, безграничен. И кто бы мог сказать об этом, не сказав об этом "дерьмо". Это мир, гротеск сенсуалистских вывертов, реален подобно супу в твоей тарелке. Ведь есть у тебя тарелка, иначе не был бы ты акушер.

Собственно, дерьмо не тема для разговора может быть именно поэтому.

12897, постой-ка, парень, ведь я не поблагодарил тебя? Там, где должны быть яйца, теперь птенцы.

14897, он думал о себе другое, и это было тем, что он думал о себе, так как был он полный мудак, параноик и социопат. Теперь, когда он не думает о себе другое, он не думает о себе. Он думает о ней, о них, либо абстрактное. Когда он говорил с ним, он спрашивал, мудак ли он, а получив вопрос о нем самом, признал, что мудак, тогда и он согласился с ним, дескать, да, мудак. Это наше время, это новые ценности, нового поколения что-ли. Я теперь на свободе, и далось мне это легко. Ибо я и есть тот мудак, о котором они толковали. Спроси любого.

15897, у нас "сломанная стрела". Тост, на светском рауте однажды. For examples of russian mentality: лю-ли, лю-ли, заломати. Отец считает, что ничего нельзя изменить.

17897, кирпич, камень в основание монумента, видеопиратство преследуется по закону. Все там, все в этом кирпиче; что собрано, и что будет (могло быть) собрано. Уши ван гогу, фарфоровую чашку тому мудаку. Бабе цветы, дитям мороженое. Игра, игрушка такая, пиноккио в фантиках и наклейках. Оглядываясь назад, я теперь отчетливо понимаю, что меня не было никогда. Это формула, ты понял. Противофаза экстремальностей, так минорно скажу ниже нуля несколько.

18897, на столе карты розданы, кости брошены, однорукий выбросил твой приговор. Играя - проиграешь, выбрав цель односложную, без вариантов. Проиграешь - однажды, ведь так?

Так высиживал долго яйца, избрав не ту производную, и затем не стал более высиживать, как если бы высидел страусиные. Предпочтя иметь возможность их высидеть. И быть может так далее. Как мудак он всегда заходил далеко. И там, куда он заходил, он так же был аутсайдером. Его яйца всегда подбирал кто-то ещё, кому они были ни к чему, так не были пригодны. Иногда он даже думал, что бы могло случиться, повернись все не так, а иначе; и эти мысли были тяжелы.

19897, несколько лет ничего не решают. Это все листопад, одуванчиком открывающим твою плешь. Болезнь кожи, вроде экземы, выдается аномально пигментными участками на твоей живой башке. Ведь ты, - башкирин? - 02?

23897 - хрен знает когда. Сбросив нули, деноминант в дверях, весь, приволок за собою суть, в занозах, орет, как пьян и обкурен, распираем волоком, что не пройдет в дверной проем. Хрен знает когда я говорю "суть", и более ничего, ибо то я принес с собой, не найдя на помойке иного.

Однако сбросил нули, умерил суть, и теперь все девки владивостока оголили колени, до срока умеренной сути, а он, говорят, рахманин и меркурий, стиль и богема, антрекот и бефстроган, рассортируй его вагоны, выпив фанты, в грязной лавке прикупив лотерейный билет. Все в прошлом, а ныне сброшены нули.

29897, 5К30203. Природный кварцитовый песок с массовой долей глиняных составляющих не более двух процентов, при массовой доле диоксида кремния не менее девяносто семи процентов, с коэффициентом однородности семьдесят - восемьдесят процентов при среднем размере зерен от девятнадцати до двадцати трех сотых миллиметра, выпускается балашейским горно-обогатительным комбинатом согласно государственного стандарта две тысячи триста восемьдесят один, принятого в восемьдесят восьмом году.

Кузнечики наших дней. Скачут зелеными шарами отданного воображения, всплывая от развязанного пупка отданой принадлежности.

31897. Бешенство английских коров и агрессивность домашних собак имеют общую природу, причину, толчок, то поле насилия, от которого плавятся плавкие вставки, лопаются кимберлитовые трубки, воспроизводится жизнь, воссоздается поле светимости. Мудаки выкатывают свои яйца, толкая их впереди себя, согласно еврейской легенде. Волокут свою суть.

Иной раз он подозревал о том, как что-то и как-то, но так. Будучи достаточно грамотен, чтобы не считать это игрой. Мусорщик божий, говорит, нашел дерьмо - не смог не ковырнуть.

Ему нужно ожерелье, он собрал достаточно амулетов, гнилых зубов убитых животных, наделив их сутью. Ему нужен, дан, позвоночник, некой кошки, убитой неизвестно кем, в каком-то из прошедших лет. Он ритуальный убийца, афганец и таджик - доберман-пинчер. Ожерелье - это мистическая дань бессмысленности фонетической кинетики как мертвой зоны светимости нетрадиционных смысловых потоков, понимаемых кем-то звеном.

Огонь приходит всегда изнутри. Мир в языке.

5997, он говорит, имея здесь проблему, мы просто становимся лицом к проблеме, давая проблеме увлечь нас, в какой-то круговорот, ускоряющееся вращение, чтобы оценить проблему изнутри, а затем - затем мы просто извлекаем себя из ситуации и оцениваем ее со стороны, готовы тем не менее тотчас вернуться обратно.

Таким образом, играя с обстоятельствами в вовлеченность, мы, сохраняя контроль над обстоятельствами, мы подчиняем их своей воле. А наша воля такова, какой она не могла бы не быть, если мы говорим здесь о безупречности. Как-то там говорится, о том, мол, обстоятельства склонны подчиниться общей идее, направленности, шаблону пути.

Пресс-форме идиотизма. Пост-факту примитивной логики. Неким рудиментам западного менталитета.

6997, хлам, мусор, кучей дымящегося дерьма в моем мозгу закупорил сосуды. Бактерии, говорят, настолько малы, что долгое время считались вирусом, хотя были приняты на самом деле с недостаточно обработанной пищей. Это все вопросы религиозности.

А я теперь скажу теперь, средневековье, бля. И ничего более, инфицирован.

Хлам, мусор, островки гниения, кибернетически невостребованных пауз высокотехнологического социума. Отстойник потенциала, что захлестнет, уже захлестывает. Тщась не увидеть в нем деструкцию, не глядя в него и вовсе. Насибулин он, брат и сын своего народа, что на Кавказе, выше ватерлинии западного традиционализма. Он многолетний лилипут, курит и пьет, если кого спросить об этом. Но на самом деле это никого не может заинтересовать, ибо и есть переход на параллельные линии. Поперечные движения запрещены, здравым и просто смыслом.

Хлам, мусор, тромбофлебит. Война в чечне, реализация потенциала. Собирая это, только это, все что доступно собиранию. Еще он сказал, рок-н-ролл для него подобен члену, и в этом все дело. Сублимация определяет процесс, уже определила.

Хром, вольфрам, молибден. Ниобий.

11997, хватит, не доверяй этому дерьму. Всегда знал, если что-то ведет его, он будет сопротивляться, тому, что знал. Он обошел танк, и стал танкистом, в шлеме и сапогах. Это как джаз или акварель. Концепция определяет соответствие, порождена соответствием. Если ты настоящий взрослый мудак, ты не можешь не стать, или не быть им. Тебе насрать на концепцию, на соответствие.

Только иногда подогретым портвейном вольется в твою глотку неразделенное время, и станешь ты пьян и расслаблен, будто бы совсем не таков. Но это все не так.

19997, куравлев, бля. Папаша в фетровой шляпе. Ведомый ролик в системе валков.

20997, вот слепил еще маску бога на небритом лице. Он, упрочив тем без того жесткие конструкции, позволяющие надстроить этажи к небоскребу его затылка. В газетах пишут, верхние этажи не для жилья, там цеха, сборочные участки иначе. Газойль.

Надстраивая этажи, он лишь множит дерьмо, основание здания, как мазут поднимается вслед за пеной легких фракций.

Осознание же дает только движение, ускорение, кинетика, та самая, что уничтожает осознание. Бывает иногда, что насрать на производные, и производных в том числе. Это и есть движение, муви, экшн, буддизм прямого воздействия, маска бога на его лице.

28997, чтобы написать об этом, надо быть несравненно ниже, плоскости, плоскостью, плоскостей. Упасть десятки раз траекторией опавшего листа, чтобы стать движением, быть повторением, ответить дерьму, о дерьме, дерьмом.

Раз так, существует множество других тем, чтобы написать, зашла коли речь. Движение, о котором все тут говорили, - ускорение течения реки ниагара. Вглубь эсперанто, подобно сказочному кибернетическому организму, протезируя жизнь. Дебила.

Собственно, жизнь, - пока еще можно схватить, сильную рыбьей спиной, задыхающуюся красными жабрами, под тяжестью неразделенного кислорода, невыносимым давлением в 1013 гектопаскалей. Это и есть, таков - сленг, эсперанто. Кто? Каспаров или Корчной? Задача не из легких.

30997, иногда, случается, чувствовать себя в силе сделать то-то и то-то; в другой раз, напротив, нет сил даже и на малую долю. Выключить газ, отменить эмбарго, инициализировать диск (электронный впрыск).

В тех местах земля дышала нефтью, стоял воплощенный апрель. Самотлор. Эрогирующее новообразование на предмете лингвистики. Паразитирующее. Окисляющееся, порядка этих железяк на исколотой роже той суки глупой.

В изгибе желания сочится нефтъ. Школа навтыкала насосы везде на теле этой дамы. Так добывают топливо, чья деструкция даст тепло виновным. Кто-то зарабатывает на перетоках.

61097, они сбрасывают лишние килограммы, баки с горючим, элементы тюнинга, всё что мешает или может помешать движению, раскрывая все мыслимые резервы. Потакая обстоятельствам, что скрадывают цель, от раза более. И так он круче от раза, но так же жиже. Глэм-звезда, настоящий покойник. Все остальное сказано. Мною, много раз, тогда-то и там-то. Саундтрек изъят с кассеты.

71097, корчной-бля, зашла коли речь.

Дело что он рухнул с дуба, отвязавшись. Standart options. Так повелось издревле. Объясни однако, ведь будучи полон дерьма, ты ведешь официальный образ жизни, занимаешь ячейку в социальном блоке, глоссе как она есть. Иногда подозревает себя в подавляющем социальность насилии. Иногда нет. А в целом ему безразлично, он однажды, уже давно, сочинил ритуальное убийство, и исполнил его в полном соответствии, более достойном тому, чему оно достойно в полной мере. То был жаркий июльский день на пустынном и заброшенном побережье близ Орана.

101097, однажды за многие годы, многие факторы свели на да. Сила его магнетизма удерживает плазму насилия. Весь звук, белый свет, слова, связаны только дерьмом изречения. Я трахаю эту суку, что в тебе, в них, нас, всех, в погонах, в гриме.

191097, токо зарабатывает на перектотах. Сдано в тираж, подписано к печати. Так завершено еще одно журналистское расследование.

231097, как подснежники вылезают из прошлогодней травы, дерна, помойки бывшего лета.

Это другая жизнь. Нам нет до ней дела, как нет в ней нас. И как мы недосягаемы кому-либо. В плохой год к этому времени заканчиваются запасы. Пожалуй, на сегодня это конец. В его руке револьвер, и он написал красной помадой на зеркале - this is the end. Мы ведь с вами свободные люди? У меня СПИД.

281097, я нашел его лежащим на полу в уборной, и одновременно прекрасен он был. Знаете, какова бывает молодость, этакий румянец, печать неискушенности, чуть глупости, гипернаивностъ, отсутствие следов на свежевыпавшем снеге. Я еще подумал тогда, - о том, как прекрасен этот член.

И я отнес его в редакцию, и отдал ей, потому что любил ее, и сказал ей, что она сможет его куда-нибудь пристроить его у себя, я надеюсь. И я подумал тогда, что она, будучи сукой, и пристроив его у себя, она сможет найти себе суку, чтобы создать звено, или ячейку, отсутствие звена. Мне было всё равно.

Она же засунула его в карман, и он там протух, а ее стали называть сукой с протухшим членом, и моя мистификация не удалась. С тех пор все суки мира несут хотя байт этого запаха в вытесненном теле желания, и этот байт слагает основу магии, которая не удалась.

Мелкая белая мышь живет теперь в трехлитровой банке. Ей не оставлено альтернативы мешать еду с пометом, не отличая их.

21197, сидя на красивом холме, я часто вижу сны, и вот что кажется мне, что дело не в деньгах и не в количестве женщин, и не в старом фольклоре и не в новой волне.

Это как стихи, как белые стихи, всё это гребаное дерьмо, начиненное лишь себестоимостью, антология идиотизма. В масштабе личности. Исполненной буддизма в этом плане.

Грязный вонючий жирдяй, оседлав селедку, нанизывает на пустые глазницы бисер южной ночи, он дурак былинный, и ветер гуляет в его пустой голове. Он не имел направления, и открыт каждому миру. Его поэзия ужасает, в ней нет места оценке. Он маниак, разрывает плоть жизни, длящейся и потому ценной, пустил под откос поезда, инициировал автокатастрофу, пропил месячный оклад. В его сути свищ, омут, смерч, вихрь вошедшей в шприц крови.

Клюквенный морс в кубике льда. Мяч в игре.

81197. Она так прекрасна.

131197. Пишу письмо другу. Его нет. Нет письмо любимой. Нет, письмо влюбленности, письмо, поискам любви, письмо себе, нет, образу себя. Ты знаешь, эти кадры, где наплыв, и музыка тоже. Вот как раз ему пишу я письмо. И он его - получит.

Он был в городе, он видел город, и был в нем. Он рвал цветы, взошедшие много лет перед тем, взошедшие для него, и он был влюблен, также самовлюблен, и это (равно как то) доминировало в нем и в них, и вокруг него, них. Приступы эйфории душили его начало, также конец. Таксист ударил его по уху, а он пригласил, таксиста, на танец или приятно провести вечер (ночь).

Он был идиот, представлялся нищим, представлялся чиновником из министерства финансов далекой страны, где на памяти не было помидоров. Он бил себя по щекам, и улыбался, он находил удовлетворение, в городе, в погоде, в идиотизме, в телеканале, в запахах и отсутствии чего-либо. Он, твою мать, был налегке Иосиф Бродский в клетчатом ирландском пальто, и был Лавиния Джонс в теории множественности множественных оргазмов.

Он получил письмо, нет извещение, хронометраж будущих событий, не приносящих вечности в постоянство. Он был ранен и убит, съеден и изнасилован одиозной сукой с серым хвостом, слезы радости текли и падали, он пил вино радости, вино праздника, вино нерасщепленного вкуса, и вино наполнило его края, а он не верил этому раньше. Он пил вино, находя участие в телевизоре, и когда подносил бокал к стеклу экрана, не слышал звон и не чувствовал прикосновения. Цвета искаженной счастьем картинки покинули ее косность и покрыли его взгляд, его форму и объем. Так открывают шампанское, и пузырьки несвязанного более вкуса находят выход в отсутствие выбитой крыши. Это поэзия, твою мать стихи, находящие продолжение за пределами установленных когда-то объема, формы, образа себя.

141197, когда он очнулся, никого вокруг уже не было. Он стоял, прикрывшись фиговым листом, на главной площади чужого города. Была чудная зимняя ночь.

Так я получил свой билет, которого у меня нет и никогда не было, ибо был нарушитель, безбилетник, адепт неделания товаро-обменных операций.

Словом, адепт. Варвар.

161197, она живет внутри. Себя, авторизованной пошлости, с торчащими вне шпильками антенн, вещающих. Это очень окончательно, неисправимо как все подобное.

201197, стой, сука; остановись. Оглянись, посмотри, мудак, что ты сделал с своей гребаной жизнью. Тебе уже восемьдесят, ты же примеряешь от раза утягивающие трусы. Тебе уже восемьдесят пять.

Обнаружив цель, я уничтожу цель. Сказал он и облажался. Лажа сочилась меж его пальцев, когда он трогал ее. Хотя на самом деле все это было - любовь, цель, подлежащая. Зачем это тебе? - спрашивал я безыскусно, будучи искренним с собой. Ответа не было, и это было жестоким ответом.

231197, так он пришел в чужую жизнь, семью, и он разрушил чужую жизнь, семью. Потому что, придя туда, где его не было, он не мог ничего создавать, а мог только разрушить. Однако затем - ему пришлось бы уйти затем, оставив, то, что было создано, ему пришлось бы уйти затем.

Он не приходил и не уходил, ни туда и ни отсюда, а был, там и здесь, и будет вечно.

Так я понимаю то, чего не исправить, хотя бы и хотелось. Иногда. Перенося точку сборки в место науки. Утонченности школьных математических задач, нобелевского лауреата в области логики.

Так приходится сплавляться, социумом гниющего, перескакивая за светом осознания с кочки на кочку, с бревна на бревно, и мне надоела эта гонка, и я мечтаю как сотни подобных обшманать богатого дядьку, раскуривая с ним добротный косяк.

Проституция не порицается более общественным мнением.

281197, на самом деле он был тонко чувствующим человеком, не желающим. Это было его, личное ноу-хау. Неделание жизни как он ее себе представлял, воображал, знал, хотел. Гостиница такая.

В некотором роде он был кукрыникс. Любовь втроем, идеология созидания, социальная номинация, и все же некоторая врожденная порочность, которую не смыть и репрессиями. Что еще? - сколько-то лубочности, хотя уже сказано было.

Этот чужой образ себя и был тем звеном, на котором он мастерски слепил парадигму, о какой речь. Было легко принять это допущение, ибо то как раз было недопустимо, неприемлемо было.

Теперь свет погас, экстремизм поражен, многие годы лишены смысла, исчез мотив, и ранее тонкий до неуловимости.

Глаза привыкнут к темноте. Ты жди, солдат вернется.

Моя вина.

291197, то было утро, тени ложились в длину, и была музыка что-ли, в том, как ложились тени. Мне кажется, проблема всегда во мне, червоточина - во мне, и именно потому утро не вечно. Языковой конфликт возникает именно вслед конечности, или качественного скачка.

То закончилось утро, тени не ложились в длину. Тени падали прямо. Теперь не так, закончился вечер, и свет стелется книзу. Я считаю это достижением, моим личным достижением, происходящим из той отметины, и я считаю, этого не исправить, и еще я считаю, это надо уважать. Да, это надо уважать.

301197, в его подъезде только наклейки, репродукции с модных картинок, специальных журналов. Наклейки везде, и каждое утро его член упирается в небеса. Воплощенный ледзеппелин какой-то, впрямь. Простое перечисление имен могло бы занять полстраницы.

Не умея сказать или спеть, я так скажу:

это ветер шумит в предгорьях. Это безличное в личном, это ветер абстрактного вдруг проявляется конкретному, это темная сторона, твоей луны. Когда становится возможным понимание единства конкретного мира, становится очевидной возможность манипуляции да и нет, я и не я, внутри и вне. Смещение восприятия, сдвиг, качественное скольжение - позволит услышать собственное тяжелое дыхание, ветер в предгорьях. Свобода манипуляции лишь в точности смещения.

А на самом деле, - вдохновенно продолжил он, - существуют лишь биномы, многочлены, спектры, скрутки информационных полей, потоков. Дешифрируемых различно.

А на другом самом деле, - вмешался третий, - нет вообще ничего, и тем более смешон орел в белых одеждах, некоторый Белый орел.

John Lee Hooker.

71297, я помню, когда мне было шесть или семь лет, и я еще даже в школу не ходил, на улице ко мне подошла незнакомая женщина, и тихим, но уверенным голосом произнесла фразу, которую я запомнил на всю жизнь, но значение которой для меня и теперь столь же таинственно и маняще как и тогда. Вот эта фраза:

Эта фраза затем стала всей моей жизнью, и если можно было сказать "я живу", то я живу эту фразу. Нельзя было сказать, что я больше или меньше этой фразы, однако не вызывало сомнений, что.

Несмотря ни на что эта фраза теперь мертва. Я думаю, ее мог бы подобрать один из тех мудаков, что вечно подбирают непотребное. Он мог бы выставить ее напоказ в незанавешенных окнах, и он мог бы ею гордиться, а она бы воняла. Все могло бы быть так, или иначе, если бы я не подбирал все это дерьмо на городской свалке. Решив однажды, в шесть или семь лет, оставить формальную жизнь ради личной выгоды, я более не смог бы в нее вернуться, даже и захотел бы, а вместо того - подобрал эту фразу и воспользовался ею навсегда.

91297, теперь пришло время декларировать кому необходимо: кто я такой.

Тысячи, миллионы раз ты мог определить мое присутствие. Так почему же теперь мы не знакомы, и почему же ты всячески стараешься скрыть свою принадлежность. Ты говоришь, есть какой секрет, и существует история, которую ты мог бы мне рассказать.

Так они поощряют все мою номинацию, я же все сказал многие годы вперед, и обращаясь к моему разуму, ты затвердил роль сумасшедшего, вырастая тысячи, миллионы раз лживым соцветьем подсолнечника на южной гряде.

141297, я думаю, если он жив до сих пор, просматривая эротический канал, - это что-нибудь должно значить, и это я считаю предметом косности бинарного мира, которому существует данность; обреченность. Врожденная порочность, зависимость. Будто бы есть причина разложения, спектра, как чему-то более предпочтительному, нежели собирание, спектра. Остается сказать вновь: выбора нет.

Просто, пакет, - не доставлен, тайна разглашена. Больше того, пакет: продан, быть может, дешево, той женщине незнакомой на заре моей юности. Жизнь без пакета совсем не то что с ним. Мне так кажется иногда, что иногда - замена, например, многое решает.

191297, а я всегда пишу в этот день.

Я пишу авторучкой с золотым пером на желтых листах, скрывающих лишь противоречие, противоречие.

Там золото и нефть, промысловая рыбная ловля и мировая паутина, ин и янь, ноль и единица. Я стоял со шваброй наизготове, спрятавшись за открытой настежь дверью. Я видел все, и я был готов тотчас подтереть за всеми, везде и всегда.

241297, а я всегда пишу в этот день (адрес такой). Бывает, случается ответ, но чаще не случается.

Правильно ча-ща. Стилистический приемчик. Как это там у классика? - маскируя недостаточность незнанием и ленью; не страшась и не желая того.

Так замаскирован и ответ, что умная машина не найдет маркер начала, не отделит нынешнего от предыдущего, песни от музыки. Чтобы полагать процесс этапным, необходимо установить соответствие дискретности процесса ограничениям восприятия. Расширенное восприятие диверсифицирует любую непрерывность.

Так недостаточен процесс, как не процесс, но ряд, многочлен, графический образ в декартовых координатах, времени, состояния и места.

261297, мне кажется, я уловил кое-что, некоторые поперечные связи, причину, например, сумерек, или, скажем, присутствие ГАИ, носимое ноутбуком иногда.

Все дело в черных иглах, отделяемых от остатка подобно волокнам с дольки апельсина, что дают электричество, просто деструкцию, боль. Их более всего, пожалуй, в обмене кирпича на гвоздильную проволоку. Они как пыль, зола, образ, голографическая копия некоего присутствия, хотя несомненно, и присутствие. Они все одинаковы, но ни одна из них не схожа третьей. Они вопьются тебе в сердце, оставив лишь образ, или незаконченный эскиз, и пару форинтов мы увидим в глазах твоей суки.

Ведь иглы все сходятся в собаку, а собака, бывает, лает. И лай ее ужасен, но она воет и скулит в предгорьях моего алтая. Собака с курчавыми волосами из черной, неосветленной проволоки, или образ собаки, стерегут тебя в поздний час за воротами твоего соломенного домика. Они сожрут тебя, и образ тебя - соберет остатки и сдаст в лом, заполучив деньги на пиво для меня. Люблю пиво (простое перечисление имен могло бы занять полстраницы).

271297, тысячи, просто миллионы мудаков видели ту телепередачу, где облажался вице-мэр. Потом были десятки всевозможных ремиксов, - вообще как всегда. По законам развития общества. Он же десятки раз задавал себе вопрос, о том, возможно ли было избежать чего-либо, если бы он на секунду позже сделал бы то, что сделал именно без опоздания. И задавал себе вопрос чтоб не найти ответа.

Ты просто спроси себя, достаточно ли циничен ты с миром, достаточно ли закрыт, анонимен, неуязвим вторжению спид-инфо.

Те мудаки, я слышал, добились температуры в минус двести семьдесят один и восемь по цельсию. Нет нужды объяснять чем это тебе, недостаточно циничному, грозит.

Возвращаясь же к вице-мэру, его спид был в большей степени спид, нежели он мог себе вообразить о нем.

Так не спрашивай же себя: ни о чем, и ты не сможешь положить на чашу весов: ответ о себе, или все дерьмо твоей гребаной квартиры, - и стать самому визави; - и будешь ты защищен от разочарования, и от падения, от деноминации, торжественности собственных похорон. А живи где живешь, ешь сыр, мочись в отхожем, и так - далее. И самое главное, - не верь своей биографии. Тебя нет, и даже более того, ты мудак, пусть даже и не такой подлинный, каким могу тебе показаться я. Вот, пожалуй, и все - закрыта эта тема, о теме, излюбленная тема, рокнролла. Да, это был настоящий рокнролл.

3198, да, это пиздец, такое разочарование. Документировать поражение легенды, жизни замены на третьей минуте добавочного времени. Когда шел по шаткому мостку без перил, угадывая каждый шаг, день, прожит.

Игла светимости - отдана (получена). Секс на кончиках пальцев, продолжения вне - всех этих формул, логических уравнений, неравенств. Она никогда не будет так молода. Я так описал поездку в Картахену, предпринятую внезапно за миллионы миль и лет. Надо ли говорить, рассказывать, что они до сих пор там. Но это не то, что я хотел бы рассказать вам.

Я летел черной морозной ночью, неся с собой все иглы, всех обстоятельств, мнений, присутствий, я падал все быстрей, звездами на плечи инспекторов гаи. Мы были с ними близки. Мы были с ними близки еще. Насколько близки грязь, липкий снег на сапогах. Секс на звездной пыли, продолжения самой качественной сути - вне - всех этих атрибутов качества. Все иглы, которые я держал - были черны черной ночью, звездная пыль не оседала подле черных игл.

Ключевое слово здесь несомненно игл.

Если я держал что-то, я держал это сердцем. Я знаю это как если бы что-то знал.

Так мне понадобилось сраных столько лет чтобы прийти к тому, что мне просто надо это. И если мне это так необходимо, бессмысленны все попытки поставить свет. Я умираю в каждой женщине, в том, чего у них нет между ног. И если я однажды откажусь от этого, значит найдется еще пара сук, которых недотрахали навек. Это полно мною.

Белые волосы на красках лица сделают женщиной его как меня.

Мне нужна всего лишь искра, что высекается из этого белого воска в гребаном музее. И когда, может однажды, искра высекается, мой воск горит, и то, что есть или могло бы быть, - внутри меня, захлопнет створки, нового большого взрыва. Тепло новой деструкции, реминисценции, самокопирование, - вообще как всегда.

4198, вот и все, - однажды ты окажешься лицом с действительностью, как ты отказывался ее принять, и место этой встречи выберешь не ты, ты не будешь готов, тебя раскроят надвое, или быть может, на большее количество частей, и для каждой из этих частей будет предложено что-то свое, то, что было отодвинуто, отставлено на время, которое вдруг для тебя истекло. Быть может, это будет некоторый проступок совершенный в детстве, или неискренность в отношениях с близкими людьми, или просто какая-то мелочь, о которой ты и думать забыл, но которая однажды, уже неведомо когда, роковым образом повернула колесо случая, обратив твое насилие в боль, сделав тебя в оночасье жертвой на объедки твоей прожитой жизни. Быть может, это будет ничто.

No signal. Что-то растет во мне, и мне это не нравится. Как если бы возросло значение моего для меня. Как если бы я принял ту легенду, только пораженную. Как если бы я был автором тех антропологических заметок.

Информационный отток, усталостные проявления восприятия. Try again later. And no comments, but just try it again.

6198, like 6395. Он верит в карму как если бы ему было дело до него, - пусть даже и по самому большому счету (так называемому синдрому матери Терезы, хотя при чем здесь все эти люди - ему не было известно).

Итак он верит в карму. У него видишь есть кое-что, из того, что есть, имеется, и с чем ему было бы тяжело расстаться. Друзья же говорят, ему: брось, ибо не твое, взято во временное пользование, и время то не на часах. Друзьям не верит, недалек.

Еще говорят, красота создается, ежеминутно. И если минута прошла - нет красоты, а есть усталость. Усталость и печаль, причем печали несколько больше. Веди ее с силой, говорят, или она будет вести тебя, пока не станет печальна также. Мир каждый раз иной, и в нем нет ангелов, а есть архангелы.

Если кто-то выстрелил в тебя, бросай быстрее нож, иначе не создашь ничего, а станешь пустым и прозрачным. Люби его, убей, это танго.

11198, о чем ты? - на самом деле? - как что если бы хотел сказать, в частности? - и ведь по-настоящему считает, что так и есть.

Он сказал: "здорово всетаки я играю". А играл - не он на самом деле. Под его клавишами не было струн, по которым стоило бы ударить. То есть, вообще не было, - молоточки били по воздуху в его рояле. Звенели же, как всегда, его яйца. Ушедшие теперь далеко в курицу. Так всегда - фазы луны видишь, прилив-отлив. Когда обнажается дно на десятки километров вокруг.

12198, и так он шел за ним, пока наконец привидение не остановилось и не спросило: "тебе чего хочется?..."

Во мне миллионы сочетаний дают неожиданные порой результаты, дополнительно лишь свидетельствующие, обо всем. Миллионы роз, долларов, игги попов и фрагментов ДНК. Тупик, жизненной ситуации, скоро - кончится лето, это.

16198, я видел огонь. Это что-то обратная тяга, от чего колышатся стены, красные на черном. Так падают щторки фотоаппарата, входят в зацепление червячные пары, согласуются падежи, временные формы, да просто смысловые блоки.

Все что ты знал о нем, немногого стоит сейчас. Ты говоришь что знал лишь недалекого ублюдка, для которого проблемой было даже помочиться. С теми косоглазыми мы применяли напалм. Сотни проституток толпятся теперь в очереди у его подъезда. Он спит с ними на старой раскладушке. Он лжет о себе непрерывно.

Развитие ситуации спрятано в задекларированной статичности, которая на самом деле изначально гибельна. Это тепло принесли с собой черные рычащие машины, плескающие вокруг чужую смерть, будучи сами смерть по определению. Они прилетели с юга. Напалм поражает кожу, не забирая только сердце.

Он только впустил гостей.

19198, примем финишем. Каков будет старт? Нет больше пути, есть разные места, где я был, буду, мог бы. Приоритетов не будет. Место где я теперь, некомфортно, может гибельно, его придется оставить вскоре. Выпадут ли три семерки, возьмет ли меня поток на ту гору, или я прыгну с моста через большой каньон. Я бы не хотел выбирать, моя жизнь подошла к концу, я его не знаю и не хочу узнать.

Из двух мудаков, стоящих на доске, кому-то больше по душе первый, может, второй как мне, скажем. Но если предположить, как-то, - что он не мудак? - не готовый мудак и у него даже как бы нет к этому шансов?

Говорю ли я о каком-то конкретном человеке, или это только образ, всплеск, та тень совы. Мне известно, что людей нет, но я готов принять возможность обстоятельств. Обстоятельств даже и принуждения.

Говорю ли я?

20198, одним прыжком сотни миль, одним всплеском тысячи жизней, общей тенью еще чума.

Я клеил плитку в ванной комнате, подгоняя зазоры, выводя плоскость, декорируя швы. Ванная оклеена.

21198, я видел волка. С настоящими желтыми клыками. Глаза его полны света, исходившего из них на каждую из шерстинок, и он был движение быстрее усталости зрения, быстрее скорости зрения, кибернетическая система не могла справиться со скоростью информационных потоков. Что давало наблюдать множество визуальных эффектов, корреляций, каких описание не имело бы особого смысла.

Волк пожирал свою плоть, и в неуловимое мгновение обращался в меня, который целился в зеркало. Пульсация крови накрыло отражение. Крови что шла ртом.

Напомни мне потом ее убить.

Где-то в центре мира трещина. Уходя и возвращаясь, я изменяю мир. Когда же мир изменен - я вновь ухожу. Я кретин.

Осталось видишь только пять. Хватит ли тебе этого на шесть, или на шестнадцать? - будет зависеть только от того, насколько ты циничен с миром, насколько также ты мудак, и еще от ответов на несколько других вопросов. Которые на самом деле могут быть любыми; ответы иное дело.

Этот путь ведет к смерти. Как собственно, и любой другой. Разница лишь в соотношении - 1/16.

23198, просто некоторые могут многое говорить, и даже не с целью что сказать, а что понравиться, а другие просто имеют то, что. Причем в том числе. Им даже делать ничего такого не приходится.

Первые же изощряются в своем бессилии, выдумывая хуже всего мир. Если о них можно сказать, то - плохо, хуже, - даже и то вряд ли.

Ни при каких обстоятельствах я не научусь писать пальцем. Это груз, такелаж, вечный как прибой. Это определенно стоит, узнать его вечность на своих плечах. Мне до хрена лет. Страсть самоуничтожения не отпускать далее вытянутой руки, не принять как реальную угрозу. Это всё фильмы, клипы, я ремикширую их, состыковывая причудливо, составляя узоры. Это все чистая геометрия, я сам декарт несомненно.

Но что случилось, почему утрачены краски, почему личное участие заменено на форму отстранения, может, страха. Что-то было во мне, какое-то вековое дерьмо, которое как раз лгало, приспосабливалось, пряталось до последнего момента. Когда же нам удалось его раскрыть, раскрылась с ним и его суть, и впервые я осознал истину себя.

24198, иногда стоит забраться повыше, чтобы взглянуть вниз. Пожалуй, это все, что можно сказать об этом. Опыт равен неискушенности в такие моменты, грудь мою пронзает копье, и я считаю его осью. Времени, событий, личностных отношений, меня, мира меня. Пришпилен булавкой к себе, я смотрю вниз с крыши мира, и сотни раз падаю единственной траекторией отлетевшего листа. Вытаскивая из груди от раза копье, я длю осознание пришпиленности, лишь, ибо на ось времени нанизать лишь время, и времени с него не стряхнуть. Это мой личный 21-й дубль.

26198, - выше крыши. Бьющий адреналин вытолкнул меня на самый верх, и последние несколько шагов я проделал уже продлевая закончившуюся лесенку. Мечта идиота, полет с высоты в 10 миль. До удара о землю летчик на 90% мертв, сердце разрывается, небо за небом.

Саморазрушение, и эти слова на вкус то же дерьмо, из микроволновки, собственно, убитый термообработкой вкус. Когда же реальна угроза, убитое дерьмо является. Вина в том, что я не уверен в себе, кретин с надменной рожей, вина также в том, что я не верю даже и в то, что могу быть человечески ценен. Чрезмерно, катастрофично заниженная самооценка, и столь же завышена планка, требовния, спроса. Этого не исправить, это клин, вбитый в основание сердца. Иначе это не было бы мной, не было бы так трудно. Есть во мне та темная сторона, безмолвия, и проявления ее ужасают, так нет во мне ничего кроме подавляющего всё другое насилия. Я прожил с этим годы, ничего не исправить.

Разбитые бутылки, просто горы битого стекла слева, где должно было быть сердце. Если должно было. Я умер тогда, так почему же я жив до сих пор.

Со мной всегда то, что больше меня, я утратил светимость. и дыра эта ужасна, я мой сын, я передал ему свою иглу.

Then i got dead. Deadly dead and more deadly than dead.

Soon i'll get natural born Syd Vicious. Who'll get my Nancy? Who's wanting to be a killed really? - i don't know.

27198, я вижу бетонную стену, которая быстрее движется на меня. Я управляю автомобилем в том сне, у меня есть фамилия.

29198, серый туман и дождь. Светает, шесть утра. Вот и наступило то самое завтра, о котором я что-то слышал вчера.

То что торчит обрублено, окисляется уже. Только аорта пульсирует вместе с сердцем, бьющим как прежде, но ни для чего впервые. Кровь ушла в жизнь, воздух вошел в смерть. Завтра меня здесь уже не будет.

1298, самолет упал на тайгу. Погибли все пассажиры. Все.

Иначе быть не могло. Схватил чужое небо, лишь на миг. Остался ли в этом мгновении? - да, безусловно, но не он. Его не стало. Он, видишь, спустился в овощехранилище, взять корнеплодов.

Корнеплоды мстительны. Я думаю, этого не исправить. На моих губах отпечатки чьей-то чумы, ведь это я играл на гармошке. Нужна сила, снять с ее губ эту вялость, старость, саму эту жизнь, чтобы не было ее. Сила в распрямлении усталых линий, навязчивых сплетений, разрыве банальных связей, очищении связующего звена.

3298, я скажу о жире сердца, что-то о масле земли. Я сам узнал об этом недавно, от старого друга, он жил в подъезде у. Мимо него ничто не могло пройти, так был бомж и швейцар, генеалогически. Однако затем он встретил девушку, и у истории нет завершения.

Понимая жир, масло изъяном тоналя. Чего еще ждать если речь о тонале, к примеру.

Я верю в карму, систему знаков и судьбу. Читая, написанное, я вижу выбор, сделанный на мне, и вижу конец, этого. Но будучи тамагучи, плевал на выбор и конец. Есть кое-что поважнее, для такого извращенца, каким представляюсь себе я. И я следую приоритетам, как если бы сам их избрал.

Я сотни раз падал с моста над колорадо, так почему же я жив до сих пор? - спросите вы, и я отвечу: то были всё шутки, и я сам стал одной большой шуткой, грубой, неуместной, глупой наконец, - и когда стал неотличим от шуток, которые шутил, - тогда я пошутил наконец, прыгнув с моста с своей смертью в кармане, где от века хранились лишь пара презервативов. Я сказал им всем: "привет, не виделись мы долго."

6298, он гнал не меньше шестидесяти. Белым днем на белой автоцистерне по белому асфальту на юге Аризоны, на извилистом спуске перед белым мостом.

Белый мост белым днем в белой жизни, последним всплеском белого сознания. Белая девочка оступилась танцуя на прозрачных перилах. Это была моя дочь.

Белый мост вошел в мою грудь серым крестом, ветром падения, бетоном моста, за спиной у меня резиновый канат теперь я могу прыгнуть с моста.

7298, он уже украл себе жизнь, он уже сделал это привычкой, и он уже сделал из этого культ. Однако ни разу не забирал себе всё, живет по понятиям. На самом деле соглашение о понятиях было закрыто ему, было закрыто - ему. Он считал это моралью, этикой, и ему не было интереса идти дальше. Теперь он пишет чужой авторучкой, украденной жизнью, последней, как-то. В воздухе запах гари, это в системе выпуска газов - дефект, неисправность, утечка. Это чужие чернила, чужой след в начале всех дорог. Мой желтый город в этом тумане.

Это соглашение о понятиях.

Тогда и свобода не дает алертности. Цемент обстоятельств освобождения; вечно смотреть вниз с моста, моего падения и свободы. Не увидеть дна.

9298, взял себе другой стержень в авторучку. Присоединил иное качество.

Ничто не заканчивается, а напротив, длится вечно. Писал так накануне (ну вы все знаете - раскаяния, соития и т.п.), а был уверен. Ему легко смеяться, - пусть даже не ему, не легко, не смеяться. Его ведут. Маленький плюгавый человечек, хватающий под руку трясущимися от волнения грязными пальцами. Он молод и весел, ему легко смеяться над всем. Губы его накрашены. Это последний из его вечеров.

Обстоятельств всегда слишком много, и некоторыми из них приходится пренебречь. Обстоятельства, которые мы выбираем.

Накануне чего? - не рассказал; всё понятно конечно, но что конкретно, - что может случиться с ним как мы его знаем.

Накануне всего. Приняв это однажды, это принимают насовсем. Накануне всего.

15298, только одну, но плачу сама. В крайнем случае. Текилу. Только настоящее. Власть народу. Тело для любви.

Тут еще кретин заводит разговоры на тему о том какой он кретин. Чау-чау. Чау-чау.

20298, последовательность линий, опытом воображения соединяемая в квадрат. Самое искусственное из всех возможных образований, декаданс соответствия, образ себя, противоречие, противоречие. Я писал это ей, как она известна, как она даже есть. Огонь, смерть огня, то что волнует, избыток подвижности, длящийся взрыв, серия микровзрывов, как это можно описать, не зная иероглифов. Это все легенда. Огонь пожирающий, страсть, тема развития теории относительности как она известна, тем кому известна. Нет теории когда можно говорить о практике, относительности в том числе, если она известна, тем кому могла бы быть известна. Страсть, охота жизни, как накопления алертности. Нет глагола, я эстет. На самом деле есть, это знаки препинания, механика согласования смысловых блоков, развитие мысли, чувства, - будь то силлогизм или дебильная шутка. It depends.

Забудьте теперь все, чему вас учили в школе, ибо вы вступили в новую и настоящую взрослую жизнь, - вы будете работать в две (2) смены, по железнодорожному графику стоя у станка.

23298, так я оставил многое. Передо мной невспаханное поле, размеры его ужасают. Мне нужен только ветер, чтобы оставить и его (двусмысленность). Может, выхода нет. Если я уже решил не ругаться больше матом с своей жизнью. Пусть она будет в лучшем платье.

Я видишь думаю принял решение. Я прожил жизнь, что захлебнулась мною, при том, что в ней не было меня и чуть. Чудовищный тональ пожрал мир, выплюнув только принятый суррогат. Мир качнулся на моих плечах на той заре, моей юности, - и нет его с тех пор как бы. Кто? - не все ли равно? - эти сраные дни. Годы, жизни. Тысячелетия.

1398, born for a Death, was born to be dead. I'd like to be really dead only. Once and forever. And really once.

Сахаром в чае, ставшем сладким однажды. Не чаем, не сахаром, просто есть кое-что, из того что могло быть, будь это на время раньше. Раньше, earlier, earlyer, earlyer, 'орлиер.

Run'tshe. Замок амбарный на тех сумерках.

Выбери себе слово, живи с ним. Ешь, пей, ходи, люби, работай, умри, живи еще. Выбери себе звук, возможность звука, не выбирай ничего. Тебя нет все равно. Красота мира ушла в корни, взявшие сердце фатально, вжились, сокращая мерно. 48/min.