И вот наконец, лживый как нельзя, зажав чужую авторучку в изолгавшихся пальцах, вдыхая удушливый запах, клеветнически оставленный бывшей, несвежей рыбой, сложив в неприятном подобии улыбки замусоленный в миллионах велеречивых, льстивых либо без того, пошлых либо мнимых прелюбодеяний, вялый в чревоугодии рот, я, рожденный женщиной, но от мужчины, готов наполнить глаза твои, как то угодно господину моему, требующему.

О, как несложно мне, такому, каков я есть, узреть наяву, много сдобренным симметричной смесью попсы и мнительного, тебя с разведёнными в стороны в недоумении большими руками, готовящегося к прыжку, пристально глядящего в зеркальные мои очки, вопрошающего неустанно о красоте открытого звёздного неба. Но как же ясно видится мне ответное моё слово, слово, утерянное в ворохе разврата, слово, равное по величине, быть может, мне самому, только более пристойное, слово, изречённое в порыве самолюбования тем, что стоит сейчас в твоих алчущих зрачках, твоим господином, во тьме жующим печение, мечтающем лишь о стакане кипятка, но во время оное рассматривающем под ногтями грязь; он ответит тебе: “не знаю,” - я отвечу.

Отбросив, однако, в сторону, подобные шутки, замечу, ни в коей мере, не резюмируя, сказанное: аналитически обозревая прошедшее, придирчиво вглядываясь в будущее, мне ничего не остаётся, кроме как признать полную и катастрофическую неразрешимость жизненной дилеммы. Кто-то скажет, что сие необходимо пояснить, каким-то бесспорным и блестящим образом доказать, предвосхитив недоуменные восклицания обманутых в ожиданиях читателей. Спору нет, а раз нет спору - это уже и есть первый шаг к обоснованию апокалиптической концепции. Можно и на это возразить, по вполне понятным претензиям - однако, так рассуждая, мы не придём к глубинному пониманию сути вещей. А это второй аргумент в пользу теории катастроф. Далее, я знаю, мне следует более предметно обосновать свой метафизический выбор; зная это доподлинно, пронизывая сей вопрос предельно ясным взглядом, я с полным правом, не колеблясь ни секунды, могу отказаться это сделать. Таким образом я и поступаю, будучи без сомнений в отношении истинной правоты неправых, ибо всегда мы делаем разницу между правым и левым. Таков третий, и последний аргумент, столь блистательно опровергающий сам себя, и одновременно, по непредсказуемой игре обстоятельств, исполненных моим рассудком, столь же блистательно свидетельствующий в пользу последнего.

Встань теперь на колени, испей воды из родника, дарованного тебе судьбой, пия лишь по капле, дабы ценность и каждой приумножить словом сиим благовестным, тогда как делающий большие глотки и греховен много, превращая пищу духовную в экскременты. Если же, оглядевшись, не сыскать подле родника сего чудесного тебе, нимало не удивлюсь, отметив и ещё глупость твою непотребную: “Откуда же возьмётся он?..” Вот когда ты, должно, приближен ко мне станешь ещё, не удержавшись задавая вопрос: “Так вот значит где лицо твоё подлинное, обманщик и лжец!” – и смешон станешь неописуемо, ибо с начала был предупреждён. Воскликнешь тогда с превеликой досадой, где радостью, и цель моя - достигнет, ибо сумел и тебе донести грозные трубные звуки, предвестья Апокалипсиса, сам же едва сдерживая смех и одышку, потому иначе всё же чем понял ты, и апокалипсис минул уже, а я видишь, шучу, и только колоссальное жизнелюбие и склонность к самопародии предотвращает духовный кризис.