Для относительно полноценного восприятия текста необходимо: прочтение сборника рассказов Пелевина «Желтая стрела», ознакомление в общих чертах с философией Шопенгауэра и теософией беловодья, просмотр фильма «Тельма и Луиза», а также некоторых фильмов по сценариям Тарантино, долговременное пребывание в системе культурологических глосс на тему истории России начала 20 века, прочтение книжки о Винсенте Ван Гоге из серии ЖЗЛ и знакомство с его искусством, хотя бы приблизительное представление о неевклидовой геометрии, числовых пространствах, дзета-функции, и наконец достаточно регулярный просмотр матчей чемпионата России по футболу.

А теперь представьте себе, закрыв глаза и ощутив полную расслабленность во всем теле, оставив все ваши чувства и заботы, за стенами вашей привычной комнаты ощущений, как если бы вы оказались в неявно определенных пространстве и времени лишенных формы, цвета, размера и протяженности, - итак представьте себе: шар.

Я сказала «шар», но это может быть и шарик, т.е. как бы шар маленьких размеров, впрочем и надувной воздушный шарик, и это может быть пузырь, также некая умозрительная сфера, математическая модель и геометрическая форма, и это могут быть пузырьки воздуха в кипящей воде или застывшем металле, равно как это может быть земной шар.

Не конкретизируйте свое видение, а просто долго смотрите на него, чтобы наиболее точно определить что же именно вы видите, именно как одно целое, а не совокупность определенных частей.

Высказываться прошу по очереди, и начнем мы например с вас, ведь очевидно, у вас уже давно заготовлен ответ. Представьтесь только сначала, ведь я вижу здесь много новых лиц и думаю, не все из вас знакомы.

Что же, вы правы, и ответ мой давно готов, и для многих незнакомцев буду рад представиться: писатель Пелевин, вот только имя немного подзабыл, но это ведь ничего, уверен, многие слышали обо мне именно так. Когда речь заходит о шаре, а такое так или иначе бывает случается, я моментально вызываю в памяти ли, либо в ближайшем осознании, - тот самый навозный шар, который скатал жизнь тому назад, работая рабочим жуком в его личной коллекции. Это были отличные времена, для работы. Этот шар шершав и терпок на вкус, он похож на клубок мохеровой шерсти для у кого еще есть глаза. Его фактура так же болезненна этим умозрительным глазам, как его говорят распущенные на круг мохеровые рукавицы, той самой белой женщиной, - его зашоренным глазам – по рукавице на каждый. Из них. Этот шар очень большой, и мне иногда страшно быть раздавленным им, но когда я понимаю, что это и есть я – я испытываю гордость как если бы за свою страну, и тогда я понимаю, что это не я, что это больше и честнее меня, и что это стало мной, стало удаленной частью моего тела, моей дырой светимости, моим сыном или деревом.

Что же, браво, господин писатель, какой цельный и яркий образ, настолько что даже хочется добавить нечто свое на MillionDollarHomepage.com и пусть и небесплатно. Постарайтесь пока сохранить этот образ в своем сознании, мы позже обязательно вернемся к нему.

Пока же наберемся терпения и выслушаем следующих наших пациентов. К примеру, вы двое, не разобрать, не то сиамские близнецы, а может один больной с двойной, фамилией. Короче, Рерих-Шопенгауэр, слово вам.

Представлюсь чтобы избежать недопонимания: Шопенгауэр-Рерих, именно в такой последовательности. Терпения же вам и в самом деле следует набраться, благо еще что тему самоидентификации, столь волнующую, придется не без сожаления опустить. Кратко лишь стоит заметить, типа наша бабка вышла не за того парня. Ну или прабабка. Так вот что же видим мы в космически голубом небе, непостижимом своим космосом, либо космическом своей непостижимостью, что видим мы нашими четырьмя глазами взявшись за руки, крепко стоя на ногах, вперев их в землю когда все вокруг танцуют и поют марсельезу. Мы видим божественное сияние, шар ослепительного голубого света, который прекраснее всего что доводилось видеть и самым искушенным из вас. Этот шар будто бы прозрачен, лишь на чуть отличаясь от космической голубизны неба, но свет источаемый им так величествен, так силен и могуч, но не слепит и не жжет, не притягивает взгляд и не отталкивает его, а просто он есть, так просто и непостижимо как утренняя роса или голубое небо высоко в горах. И тем, кому этот свет стал открыт, становится очевидной его божественная принадлежность. Этот свет ниспослан нам верховным существом, в назидание и апологию его, по другому же его называют абсолютом текущей модальности называемого мира. Он манит нас и зовет, обещая новые снежные вершины, обещая раскрыть наконец истинную полноту этого того мира. Оттого мы часто плачем без причины глядя в звучащие небеса.

Весьма патетично, эмоционально, волнующе, впрочем небесспорно. Пациент несколько отклонился от заданной темы, излишне дав волю разыгравшемуся воображению, расшалившимся нервам, - а просто можно было сказать о иссиня-голубом небе, бесплотном шаре непонятной светимости и безмолвной музыки об этом обо всем. Чтож, запомните то что вы видели, чтобы вернуться к этому образу еще.

Следующий.

Снова нас двое: Джина Дэвис и Сьюзан Сарандон, Тельма и Луиза, смертельные подруги во кресте. Мы едем по аризонской пустыне среди кактусов гигантских размеров и скал-остнацов, излишне кинематографичных декораций, в открытом автомобиле навстречу нашему знаменитому прыжку со скалы. Едем ли мы на запад, на восток – мы въезжаем в огромное красное солнце, огромный красный диск, в зону влияния огромной красной кибернетической сферы, забирающей наши жизни невозможной силой притяжения, из которого не выбраться если вдруг пересек незримую черту. Мы так быстро сгорим названными сестрами его во кресте.

М-да, похоже неумеренная патетика весьма заразительна, либо это некое объединяющее начало всех близнецов. Даже не стану просить вас это запоминать, ибо такое не забудется и мне. Спасибо.

Кто еще готов поделиться? Не стесняйтесь, групповая терапия дает иногда неожиданные результаты, но всегда эти результаты значительны, и всегда это прорыв в лечении. Чтобы достигать этого прорыва, нужно лишь заявить группе, де вот он я, and here I am.

Владимир Ульянов-Ленин, большевик. Когда я был маленьким и даже возможно в школу не ходил, меня часто мучил вопрос, даже не вопрос, а некоторое неясное волнение о том например, из чего же сделаны мозги нашей мамы. Чем она так отличается от других, что мы все ее так любим, и она так любит нас. Мы часто спорили об этом со старшим братом, подолгу, до хрипоты, ночи напролет, пока наконец он не попал под лошадь английской королевы, ну вы все знаете. И вот когда я его потерял, мне часто в бреду, полудреме, состоянии измененной реальности виделся некоторый черный шар. Сначала я не знал что вижу, был только какой-то животный страх, ужас, пронизывающие все тело флюиды смертельной опасности, исходящие от этого предмета. Ужас часто сковывал мои члены и я просыпался в холодном поту, побелевшими фалангами пальцев вцепившись в фалды сюртука склонившегося надо мной доктора, обнаружив во рту знаете такую резиновую палку, что часто дают эпилептикам при припадке. Позже мне объяснили что это бомба, и часто позже я видел этот шар в своих снах, обросший при этом такими знаете шипами типа шиповник, позже мне объяснили что это подводная мина времен второй мировой войны. Я знаю, там внутри сидит мой брат Александр, и как в детстве зло улыбается, играя, больно наказывая, провоцируя меня на мне неприятное.

Чтожь, тем не менее спасибо за откровенное изложение глубоко личных и весьма вероятно болезненных, мыслей, чувств, воспоминаний. Хотя напрямую к теме задания все это мало относится. Еще раз спасибо, вам было непросто рассказать об этом.

Слушаем дальше.

Тео ван Гог. Скажу за брата, ведь я последняя его надежда сказать. Как вы можете видеть, его нет с нами, он как всегда занят, саботирует терапию. Говорит-де, хочу умереть здоровым. Можно его понять. Расскажу о некотором тайном знании, ставшем мне доступным однажды в силу чрезвычайных обстоятельств. Это знание так и не стало моим, иначе я не был бы с вами, взял бы отпуск за свой счет. Если вы думаете что мир это большое теплое бело-розовое вымя астральной коровы, которая только и ждет чтобы вы ее подоили, вы ошибаетесь. Все ваши шары есть лишь популистская интерпретация, еще смешнее визуализация вашего молока, вашего понятия молока. Маленькие черные шары это свинцовая дробь, это микроскопические металлизированные личинки какой-то заразы, что из-под ногтей проникла под кожу, под вашу кожу, и живет там, развивается по известным законам, множится, растет и зудит. Когда металлические шары станут достаточно большими, стекаясь подобно каплям ртути – по вашим сосудам – туда, где они захотят найти выход, - вы не сможете слышать звука моего голоса, ваш эквалайзер поставит гипертрофированную примочку, металлический скрежет микрофона, лязг металла в цеху холодной штамповки, и стоп-кадр беззвучно падающих гвоздей, выпавших из вашей безвольно разжатой ладони будто бы ненароком, на сами знаете пол в том цеху, - вы сами отдадите мне лишний орган, и вам покажется на миг, выпустили чудовище из своей крови, уменьшив шары до адекватных размеров. Но это не так.

Да бля, дерьмо случается. Не будем считать это провалом терапии, просто некоторым нужны другие методики. Даже не знаю что вам посоветовать. Можете остаться если хотите, только ради бога, выбросьте из головы весь этот кошмар и не сопоставляйте себя более с теовангогом, он давно умер, или даже больше, в вашей реальности его не было никогда, и то что вы нам рассказали здесь лишь способ уйти от реальности. Иллюзии не избавят вас от страданий, а только умножат их. Ведь не в средневековье же мы живем, есть масса способов восстановить слух, к тому же есть, развита целая индустрия эстетической хирургии. Не придумывайте себе родню, помните, - по крайней мере здесь, в пределах этой комнаты мы вас видим, знаем и любим, и вам незачем страдать чтобы обрести идентификацию. Понимаю, мои слова пусты для вас, и скорее противоречат смыслу и идее терапии, но сказаны они не для вас и не для меня, - для группы. Простите меня, я не смогла вам помочь. Забудьте все о чем мы здесь говорили. Вот вам меч, Волохуев.

Некоторые делают из всего анекдот. Следующий.

Имя мое неизвестно мне. Я воин в этой степи. Мои одежды черны, в руках у меня копье, источник и тайное назначение этой степи. Мой пес летит рядом со мной, едва поспевая за взглядом, выжигающим степь. Мой пес молод, пока достаточно молод для того чтобы загонять для того чтобы нам быть невидимы в этой степи. Скоро он станет стар, его придется убить и съесть. Чтобы он остался в этой степи навсегда, как когда-то останусь в ней таким я. То что не смогу пожрать, вылью, брошу, оставлю отдам – степи. Эти русские настолько тупы что дают имена своим собакам. Так напрочь уносит кровлю всего-то за пять каких-нибудь поколений оседлости. Эти сраные помидоры очень быстро способствуют утрате обоняния, потере личного пространства этой степи. И вот они уже пустой хлам в степи, ржавые консервные банки и носимые ветром без цели целлофановые пакеты, водят хороводы в расшитых сарафанах у подножия священных холмов. Моя безумная собака гонит их в мою зиму, навстречу пугающим неясным очертаниям и огням посреди бескрайней безлюдной степи. Те же из них кто все еще не готов увидеть меня, видят только моего пса, и они называют его: шарик мол, куда же ты пропал, что ты делал в этой огромной непригодной к жизни пустыне все эти годы, пришло время вернуться домой. А шарику западло домой, пока он достаточно молод, пока его 4 ноги не знают отдыха, не знают усталости, рядом со мной, едва поспевая за взглядом, выжигающим степь. Пока он не остался в этой степи навсегда, как когда-то останусь в ней таким я.

Весьма любопытный поток образов и рифмы сознания. Не буду спрашивать о задании, чтобы не схлопотать соответственной, весьма прозрачной инвентарной оценки. Хорошо, пусть будет собака. Хотя не совсем понятно как с этим работать дальше.

Мы не дождались рассказа только от Вас, молодой человек в очках. Если вы не готовы теперь, это не обязательно, однако терапевтический эффект даст только проговаривание ваших образов, какими бы несовершенными они вам не казались.

Риман, бенефактор. Во всяком случае, многие меня так называют. Вы угадали, и мой образ шара не удался. Какая-то пустота в голове и черный шум. Несколько раз я пытался вызвать в сознании простейшую математическую модель, но не мог контролировать этот образ, он как бы соскальзывал в темноту, в пустоту, от центра к поверхности, и всякий раз я получал различные вариации тора, довольно детально представленного в числовых пространствах различных измерений. Я задумался, отчего так, пока не понял, что шара нет, - он весь изъеден дырами, изнутри и снаружи, «inside and out». Если вам видится шар – вы не жили по-настоящему. Вполне допускаю возможность подобного утверждения и в свой адрес, от кого-то кто даже не понимает о чем мы здесь ведем беседу. Кондитера, испекшего этот бублик, этот пончик сладкий, припудреный для меня, - я от рождения в банальной несознанке мусолю его во рту, перекладываю из руки в руку, пряча за спиной, верчу точно какой-то обруч – на указательном пальце, тренирую мышцы кисти, сжимая счетно его подобно резиновому какому эспандеру, кольцу властелин типа. Бывали случаи, кошки играли с мышами перед тем как их съесть, и заигрывались, вскармливая грызунов своим молоком. И я понимаю, что я не тот кем привык себя считать, не риман, и что мы здесь не проводим групповую терапию, а к примеру готовим теракт или отдыхаем на пляже, настолько что и говорить нам нет никакой необходимости, а за нами придут, позовут обедать, мыть руки.

Представляется, молодой человек излишне впечатлителен слегка, рассказом этого башкирина – названного туарега. Сердца стук и все дела, а мы здесь проводим групповую терапию, готовим теракт отдыхаем на пляже. В этих сарафанах, я все поняла. Только не обедать и не мыть руки, - не обманывайте себя, господа неумеренные экзистенциалисты. Впрочем не стоит интерпретировать вам какой-либо более правильный будто образ, отличный от вашего. Просто скажу, первая часть задания завершена, терапия уже стала давать первые результаты.

Перейдем теперь к следующей части нашего занятия. Постарайтесь не относиться к ней слишком серьезно, на текущем уровне лечения вам было бы проще считать ваши новые задания игрой, детскими шалостями, лишь слегка облеченными в только чуть очерченные контуры вашего долгого и непростого пути к созданию либо воссозданию личности.

Сейчас я хотела бы услышать от вас мнение о чужих шарах. Постарайтесь не цензурировать ваши соображения, мысли, чувства, образы – излагайте все что придет вам в голову, поток сознания. Начать может любой, и от каждого из вас я жду рассказа.

…

Сначала я долго не мог преодолеть навязчивое состояние активного неприятия, внутреннего протеста такому заданию. Я весьма сомневаюсь в его терапевтической значимости, во всяком случае для меня. Но затем я понял, что в этом протесте и есть назначенный мне результат, надо иметь лишь в достатке критичности самооценки и определенной доли интеллекта. Скажу без лишней скромности и прочих социальных ужимок: мне дела нет до этих шаров, следов непреодолимых комплексов и изгаженной самоидентификации их владельцев. Я не знаю зачем мне эта кунсткамера (на самом деле знаю, но должен делать вид будто нет). Каждый из этих нелепых шаров назначен лишь тому чтобы незатейливо и с гениальной точностью занять уготованное ему место, углубление или трещину подобающих формы и размера – в моем мире, - и все что я делаю здесь – это только толкаю этот дурно пахнущий мир – в гору по типу грешник камень на вершину. Я давно не испытываю эмоций на тему своеобразия этих новых шлепков, - они отвечают только шаблону поверхности моего мира. Они как вода – заполнят объем. Пускай их хозяева считают их чем-то иным, драгоценными камнями, чистой энергией, неразбавленным цветом, - это все пока не пришла мне пора забрать их себе. Они все жидкие. Я знаю что говорю, уже поверьте, я специалист, как это ни горько. Я могу только рассуждать, у кого оно какого цвета, горячее или теплое, у кого наиболее отвратительно пахнет, - смаковать эти разборки я не хочу, я вроде как солдат, я делаю свою работу. Все «шары» приклеены, присоединены, поглощены – огромным шаром моего мира. Прилеплéны.

Иногда впрочем случается, я выставляю вперед ладони (в точности как учил меня отец), чтоб узнать кто он такой - в ожидании получить шар, но вдруг ладони остаются пустыми. И шар мой остается неизменным, и я остаюсь именно в той самой позе, плотно соединив ладони, намереваясь не пролить ни капли, держа их перед собой, слегка присев при этом (как если бы я ironman со вздувшимися венами на шее и дыханием как учили готовился принять существенный вес, подсознательно стремясь к этому, к тому что вес окажется непосилен и когда вместо этого птичка гадит мне на полную боевую готовность, - я все таки разочарован) – я остаюсь. И я остаюсь, остаюсь, остаюсь, - и у меня достаточно времени подумать, осмыслить, почему он не пришел, почему ничего не дал мне, почему мой мир теперь порочен, изъязвлен, ассиметричен по сути же не готов. Быть может он был здесь, но я не заметил его присутствия, быть может он был опять той чайкой, просто не попал, быть может я закатал его в шар не заметив, не познав его, не определив изменений мира. Так или иначе, мир изменен, и я не контролировал этого, и я не управляю своим разбалансированным шаром, и так мир на краю гибели. Но я спокоен, и я уверен в себе, мне никогда не поздно просто впрыгнуть внутрь моего шара, и разобраться с этой хренью, с этим временным дисбалансом, - и исправить, вернуть целостность миру, пусть даже ценой части меня, которую буду вынужден там оставить. Не печалюсь о том совершенно, ибо регенеративные возможности моей личности безгранично совершенны либо наоборот.

И вот когда мир поправлен, личность восстановлена, - возвращаясь к коррегирующей компоненте, уже исправленного мира, - я заинтересован, что же явилось толчком, внешним воздействием. Я вновь полуприседаю и свожу ладони. Результат тот же. Какая-то хрень. Подскажите мне, доктор, что же я делаю неправильно. Мне надоело просыпаться каждый раз инвалидом и в незнакомом месте. Сборка болезненна, и кроме того, я порой осознаю что ничем кроме ежедневного восстановления не занят. Должно быть вы найдете мой случай интересным.

Он был степью, мой милый мальчик, он был степью. А степь это не мусор на склоне холма. Впрочем, я сама не слишком понимаю что такое степь. Спросите лучше об этом вашего соседа. Есть правда опасения, что не скажет он ничего стоящего.

У меня такое чувство что меня обманули. Я был искренен с Вами, так честно рассказав про свои шары, что был немного даже смущен своей откровенностью, не ожидал от себя такого. Но вдруг оказалось, со мной рядом сидели другие и слушали все о чем я с Вами делился, разрушающе полно открывшись только Вам. Больше того Вы их теперь еще просите обсудить мою исповедь. И я слышу как они небрежно, походя ковыряют немытыми руками самое чистое что было во мне и что я необдуманно рискнул отдать Вам. И что совсем уже вгоняет меня в ступор, этих чужих людей Вы провоцировали также на поиск шаров, и они не стесняясь совершенно бесстыдно демонстрировали нам свои интимные места. Во всем этом грязном шоу возник элемент состязательности, который Вы постарались к тому же раздуть, призывая их походя ковырять немытыми руками. Как-то это все гадко, недостойно. Чувствую себя раздавленным, не знаю как мне жить дальше.

Не хочу быть обманутым использованным, поэтому как мне это ни противно, готов обсудить с Вами их так называемые шары.

Кто выступал первым, этот сноб буржуа, я толком не понял о чем он говорил, не вникал, был в шоке от Вашей жестокости и жестокости мира, понял только что он экзистенциалист, лишенный морали и жизненных ориентиров, точнее натурморалист и пазолини-как-хобби. Честнее было бы зажать уши руками и не слушать вражеской пропаганды. При социализме было все-таки лучше, - как мы ни пытались с отцом ловить голос америки бибиси радио свобода, ничего не выходило, мощные генераторы помех вырабатывали мощный шум, заставляя вражеские голоса уходить на соседнюю частоту, и тут же их настигали глушилки. А был между тем 79-й год февраль наши танки вошли в авганистан мир был опять на пороге карибского кризиса. Я знал они враги. Я знаю теперь то же. А он все не останавливался, хвастался своими скотскими подвигами, типа нассал в ливте, типа прилюдно не краснея рассказал скабрезный анекдот, типа целует беспутную девку, а та хохочет, хохочет. Когда я был моложе, я не спускал такого, и мы дрались бы с ним на кулачках, и он был бы бит. Теперь же я просто не стану слушать его не стану вникать, постараюсь выйти из комнаты и более его не встречать.

Были также и другие голоса, и все они были вражескими. Та самая беспутная девка продолжая хохотать объявляла любому свою цену, во столько-то красных шаров требуя неизвестно зачем ей букета, но цена эта была так невысока, что я не знаю кто пошел бы с ней кроме этого хама. Я слышал проводили некие псевдонаучные исследования этой темы и выяснили якобы ее звали Ванесса Ормонд. Бред. Какой-то больной в полосатой пижаме бормотал явный шизофренический бред, чисто пособие для начинающих психиаторов, все складывал какие-то черные монеты, и всегда у него выходило не то. Не мог отовариться. Не мог запихать внутрь этой бомбы ни меня ни брата. Глупец, ведь мы уже давно были там. Невозможно закрыть закрытого, но с тех пор в нашем языке возникло новое слово [TEГГOГ]. Также прыщавый будто студент наяву оживший персонаж Деже Костолани, говорит де знает как пользоваться презервативом, де столько раз уже так делал, и шар де его не шар, но и не тор как выясняется, а некоторое мерное пространство, о котором знает пока только он, но готов рассказать. И так все знаете таинственно, так недоговаривая, важный такой будто прячет где-то тот самый букет. Каучуковый мальчик, и все шары-нешары его из красной резины. Хочет понравиться. Кто-то ведь был еще?

Не ручаюсь за подлинность исторических параллелей, но мне почему-то видятся двое, солдат кайзера, армии второго рейха, длинный худой с вытянутым морщинистым лицом и высокими прямыми рогами – за рулем, и попросту жирный, с лоснящейся кожей его свиного рыла и маленькими слегка торчащими из всех этих жировых складок кокетливо загнутыми как на всех их касках рожками – в люльке с бутылкой шнапса. «Оба рулят – оба гонят», как говорит уличный англо саксонский фолклор. Они из банды. Они едут на алтай. Они идеологи нацизма. Мы тож в каком-то месте скины разведем лохов на ширево проколем все их колеса бросим замерзать в безнадежно восточной стране между рязанью где-то и пензой. Жестокий мир жестокая судьба.

Полегчало вроде. Последнего не достать. Тушканчика не взять. Нужна логарифмическая линейка, замерить межвисочное расстояние, оставив клона нетронутым, пока он рядом со мной, пока никто не подходил к нему с целью, - до тех пор пока нас не затопят как «Мир». Поднять целину. Возделать четвертую культуру.

...

Он сам вместе со всеми своими шарами напомнил камень, stone в исконном значении слова. Обдолбан отдыхал в кювете, попал под колесо, был выброшен свиньям на лобовуху, теми был принят за бомбу лимонку бактериологическую капсулу по причине сильного запаха. Они заорали ложись а вы смотрели братья блюз? Такая неумная хрень с ним.

Другой другая домохозяйка не в то время посетила супермаркeт намереваясь прикупить еще свечей туалетной бумаги. Так или иначе ей переезжать на воровского (с ударением как ставят в екатеринбурге). Мы забрали ее деньги – себе, не нуждаемся.

Тогда мы еще спокойно и не спеша ехали на своей красной красивой машине без верха, неопознаны, обезличены до поры, пока под колеса нам не попал первый камень, круглый такой похож на морскую гальку, stone такой знаете как по-английски (американски) валялся на обочине, был выброшен силами инерции вращения наших колес – на лобовое стекло встречной попутной машине. О чем тут можно говорить? – какой шар его обсуждать? – звучит насмешкой.

Так наши лошади понесли, и необратимость стала единственной реальностью. Но где тот момент когда это все стало возможным? – когда мы жали тормоз вместо газа либо наоборот скорее, когда стало возможным поймать этого торчка и бросить его свиньям, прямо в вечерние выпуски криминальных новостей? Кто стоял поодаль и меланхолично перебирал четки, скрывая без того невидимое лицо за полями странного головного убора. Кто зделал нам козу, и наши лошади понесли? Чьи глаза были масляны, а руки сальны, по чьим нехудым щекам стекал пот и жир, и он стоял ногу вперед запахнув туркменский полосатый халат. Спросили можно ли называть его коуч, а наше падение коучингом, промолчал меланхолично перебирал четки, скрывая улыбку за полями просто. Бывает вопрос содержит ответ.

А опускалась уже и ночь на прерии, и знаете в правом нижнем углу уже кадра вспыхивали надписи, титры не титры, скорее неизбитая форма художественного выражения, так путая слегка movies как бы невзначай на деле же тонко аллюзивно, типа индеанские стихи, - бля короче жука огромного словили стеклом. Ехали не быстро, шансов убиться у него было не много, похоже он нас атаковал с этой целью. Упал в машину ровно между нашими сиденьями. Мы видели как он корчился, и как закатывались в него черные металлические шары, вбивая клин все более в ту самую зону, опрокидывателя. Но он только насекомое, нам некогда было любоваться необычностью его морфологии, и мы с визгом выбросили его из нашей машины. Он был еще жив, мы не видели его другим, мы подарили ему жизнь. Паразиты. Источили, истончили, и так – далее.

Я тебе говорила надо проверить правое переднее колесо. Когда нас найдут, мало чего прекрасного смогут найти в нас например, так было бы хотя бы это колесо. Оно бы продолжало вращаться, ведь ты не отпустила бы газ, никогда? Какой прок в пробитом колесе. Хотя не все ли равно ты скажешь, какой прок может быть хотя бы в чем-нибудь, когда нас уже накрыла красная волна, крови идущей горлом, аффективного redscale финишной картинки (типа может быть иначе), и тут два лоха с огромным холодильником на мотике, хирурги по хобби о глубине небесного сияния, о голубой прожилке в магматической породе, о запахе воды проповедуют типа дешевым базаром, но нам достоверно известно конечного уровня знанием рассматривают они в телескоп только кошачий ус на фоне закатного неба, и это ничего не может изменить.

Че-т совсем уже грустно, видать прямиком с американского турне яна кертиса девушки поступили к нам. Раннее лето либо поздняя весна одного из бесполезных лет уже много лет назад (простите попытку стилистической изысканности). Я быть может что-то упустила, но в заключительной части вашего рассказа как-то вы не слишком хорошо выглядели. Вам надо держаться.

Мы с другом ходили в поход минувшей осенью. Восточный казахстан, заилийский алатау, тяньшань, ну вы все знаете. И вот мы шли долгими пешими прогонами по бескрайним безлесым холмам, и нелепыми были наши две тени на тех склонах, и так знаете иногда к концу перехода, от усталости либо от чрезмерной экзальтированности в готовности воспринимать окружающий чудесный мир, - солнце вдруг становилось как бы слишком желтым, небо – невозможно голубым, будто фотошопер опять по неумению сдвинул вправо движок сатурейшн, и краски эти были столь гротескны, что сердце наше было готово выскочить из груди и пульсировать в тему восприятию, что мы закрывали глаза следуя инстинктам, а когда открывали их вновь, видели под ногами множество пустых высушенных пустыней шаров, иногда гигантских размеров, но чаще нет, - но мы сказали тогда себе, де все в порядке, это перекати-поле. И мы улыбались тогда друг другу, хотя мы не гомосексуалисты, просто нам становилось легко, и мы знали не напрасно посетили здешние безлюдные места, мы даже иногда пытались петь знаете эти ритмичные песни нашего народа, но не всегда удачно, но точно можем сказать лишь то, что неизменно после этих всех событий мы находили волшебный холм, мы так его про себя называли, хотя волшебного особо не было в нем ничего, - холм обычно бывал правильной конической формы с белым обо небольших размеров на вершине, и смещение цветового восприятия возвращалось тотчас и мы не могли смотреть на слепящий белый этого камня, а обнявшись опустившись на колено плакали, при том не будучи от природы слишком эмоциональны. Нам казалось каждый из этих обо был нашим папой или мамой, или ими вместе, или на 2/3 скажем папой на остальное мамой. Очень много таких откровений встречали мы на своем пути. Но путь наш не был бесконечен, и когда мы вышли к тяньшаню мы были уже не те. Наша армия потеряла более половины солдат, оставшиеся были деморализованы, неуправляемы, голодны и плохо одеты. Из учебников истории не узнать всей глубины распада нашей личности зимой 41-го. Мы видели атомные бомбардировки наших городов, поверженные памятники шиллеру, этот огромный черный штурмовик с красной пентаграммой на крыле, и клинически веселый сумасшедший за штурвалом отжимает снова и снова некую рукоять, и мелкие черные бомбы сыплет на головы нам. Мы взрастили франкенштейна для нашей нации. Мы также видели не анимированный бой подлодок, некоторых дирижаблей ледзеппелин в сером английском небе, и в слепящем арктическом небе шпицбергена видели мы. Италия проиграла Норвегии на ее поле по пенальти 25 мая 1928 года. Сами мы не присутствовали на игре, очевидцы же рассказывали и вовсе невероятное, де играли команды черными тяжелыми шарами, которые по временам каким-то образом поражали игроков и те взрывались, точней их разрывало типа каплей никотина если мелкое животное, короче игру они заканчивали далеко не в полных составах. Тогда мы вышли к тяньшаню, мы стояли у подножия великой вершины и смотрели на тот самый закат, о котором многое из этого всего. И такой кризис, такая депрессия была в том как гаснет этот закат, что невозможно было поверить в то что он может повториться. Но наступало завтра и послезавтра, и кризис был уже не так велик, и от того становилось немного грустно, но мы каждый день не уставали плакать на плече друг у друга и улыбаться этому. Чем вьюжнее там закат тем красивее, и так в пантеоне наших богов появилась турбулентность. Другим это смерч, тоbrрнадо, стихийное бедствие, но нам это шар. Мы дали богу имя хантенгри.

Чтоб глупо не выглядеть подожду с расспросами, но пока все же ничего не понятно, и это понятно, в смысле именно такой цели добивались близнецы, но как-то это слишком. Че здесь где? – какая-то мясорубка, взаимное влияние и проникновение чужеродных искусственных образов, промывка мозгов, нейролингвистическое программирование непрофессиональное без цели.

Что-то наше обсуждение проходит совсем не по плану. Видимо я недостаточно четко обозначила направление в котором было бы правильнее и комфортнее (модно говорить экологичнее) двигаться. Слишком свободную тему для обсуждения я вам задала, а как этой свободой распорядиться как видно каждый из вас абсолютно в теме. Все будто ждали команды, хлопка, выстрела, и тут же пустились простите во все тяжкие. Весьма интересной представляется какая-то экстремальная стартовая степень несвободы. Удивительно встретить в одном месте столько исключительных, не похожих ни на кого людей, и в этой исключительности столь похожих друг на друга. Вы будто писаны с одного типажа, разными мастерами в различное время противостоящими школами. Гротеск в стилистике каждого портрета будто призван скрыть связь с первичным образом, но эта маскировка сама гротескна не меньше и надо быть слепым чтобы этого не заметить.

Еще трое больных у нас, с нетерпением жду их рассказа, пусть и не совсем по теме.

В мире неевклидовой геометрии, агрессивных числовых пространств, где мнемоническая функция объясняет библию и каббалу, в мире где ничто не является чем кажется, чем могло бы быть, чем доказанно является, где мир трактуется не окончательно, где шар неуловимо и каждомоментно соскальзывает в тор, - в таком несовершенном мире я слышу как бы иногда некоторые звуки, не разобрать это дождь крупными каплями стучит по моей каске того что принято называть личностью, монтажники за стеной вбивают дюбель, а возможно модный писатель пытается навязать доступной аудитории постулаты фашизма. Не разобрать. Не объяснить, не объяснять, не расставаясь с каской, а ведь у меня было четверо детей. Не снимая носков.

Я так понимаю, юноша закончил. Лаконично, сдержанно с достоинством. И мир остался как был, многозначно непознанным, нетронутым, неразрушенным, жизнь прошла мимо. Говорят он умер в 44 года улыбаясь просил вдову как следует отпраздновать с детьми его поминки. Встал в один ряд с другими пророками. От педикулеза туберкулеза. Простите путаю педали.

Не знаю что сказать. Все вы видели – я не покидал пределов этой комнаты, сидел молча и слушал каждого психа как приказал старший. Иногда при этом я понимал что речь обо мне. Ничего из остального я не понял, не нашел в этом, понимании – смысла. Обо мне явно говорили двое: высокая рыжая женщина в красном платье, и коммивояжер на древнем мотоцикле, продает по ходу бытовую технику не слишком удачно знаете. Она говорит, видела мою смерть, она говорит, подарила мне жизнь, она говорит, такие как я пачкают ее мир, нелепым брюшком ударяясь о ветровое стекло ее красной машины смерти. Она говорит, паразиты. Мне кажется она права. Всегда относился к шарам опрокидывателя как нематериальному проявлению воли. Это ошибка. Шары живые. Эта зараза у меня под ногтями – не бактерии паразиты, нивирусы, это только способ опознания смерти, которая и есть мир. Я небыл никогда ребенком, и в этом весь вопрос. Я родился со смертью в каждом шарике попкорна когда я улыбался долбаному акушеру, что лопался тотчас оставляя вместо себя ту самую темную материю ртутных шаров. Но шары живые, но темная материя говорят ничто иное как склеваные гребаной птицей пузырики осознания, пропавшего в оконцове затак, - лопающийся попкорн твоей беспонтовой брат головы, как все белое становится темным; как глубокой переработки шаблон взорвавшего шара, какк вся термоэнергия взрыва этого ядра так просто становится ничем, преобразуется в ничто, в серый осенний дождь этих самых темных нечистот (говоря канонически родным языком тренера в тюбетейке). Пиздит она все, никто и никогда не видел меня живым.

Погонщики мулов на монгольских мотоциклах, накокаиненные до самой сердцевины, такчто шарики темного баварского мороженого на их неровной голове оползали на глаза им, н а уши и накосы, им было хорошо вдвоем. Они назвали меня русским, и еще франкенштейном, памятником шиллеру, весь бред не перечислить, но я не осуждаю их за нетрадиционность, пускай и дальше культивируют мономир. Мы все знаем чем это закончилось, и то что они здесь типа сейчас, снами, не изменит предсказуемости, заданности, кармы их филадельфии. Зря меня сюда послали.

…

Хорошо, перейдем к следующей части нашего занятия.

Полагаю, многие из вас в полной мере ощутили несовершенство, надуманность, фальшь образов шаров что были даны другими, и каждый из вас – в корне неверное восприятие либо трактование этими же другими Ваших шаров. Вот эта вся хрень, эти двусмысленности и несостыковки – и есть те тараканы, которых нам предстоит изгнать.

Предлагаю построить нашу работу следующим образом: вначале каждый из вас попытается отстоять свои шары, по возможности точнее и адекватнее отвечая на критику или недопонимание в чужом объяснении своих шаров, при этом еще раз детализируя свой образ, дабы все же избежать его возможной двусмысленности в силу нечеткости ли определения понятий, может и недостаточной прорисованности образа. Вы будете поражены силой терапевтического эффекта данной практики, я уверена.

А хер ли тут прорисовывать? Всем у кого хотя бы по минимуму интеллекта (чтобы можно было так сказать), кто хотя бы однажды отделял себя от мира (шара), – мой образ говношара близок и понятен без объяснения. Перед другими это бисер типа метать. Так что не вижу здесь проблем, тараканов по-Вашему. Все гармонично. Я боддисаттва и ты боддисаттва, боддисаттва – вперед. Но так бывает, ты не боддисаттва. Что ж, так бывает. Я ответил на критику. Следующий.

Немного непонятна Ваша агрессия, представляется немного надуманной, особенно в свете намеков на некую богоизбранность. Что ж, не стану ничего Вам предлагать, советовать, не буду оценивать. Пусть будет.

Вот я и говорю, так бывает. Не произносите слов, значение которых Вам закрыто. Вы всего лишь дипломированный так врачъ, терапевд, откуда же Вам знать о космогонических паттернах, как у вас выражаются, радикального экзистенциализма.

Хорошо, очень хорошо. Но давайте постараемся все же не забывать, что вы все здесь пациенты, добровольно и заметьте с энтузиазмом принявшие врачебную, заметьте еще, помощь. Итак, господин неумеренный экзистенциалист, быть может еще раз покажете нам всю глубину и порочность, как Вы полагаете, Вашей т.н. экзистенции.

До порнографии полагаю опускаться не будем. Хотя если так, все ж таки Вы врач, и если Вы находите это полезным для моего здоровья, я Вам покажу, несколько позже. Какой только группе интерес до моей экзистенции? Впрочем, заказы принимаются.

Нам было бы интересно взглянуть, господин русский писатель, на Ваш так сказать внутренний образ. Может, интерес и праздный, но почему бы и нет – ведь уже все кончено (простите ради бога). Кстати а что ты сделала с жуком? Он хотя бы будет жить? Да, согласна, шансов мало. Пусть писатель покажет.

Ладно, если уж у нас тут такой разговор на высоком градусе откровенности, пусть достает. Только тогда уже и я, всегда мечтал померяться с кем-нибудь. А здесь вроде и болельщики, и соперник достойный намечается, – экзистенциалист, развращенный буржуазной культурой потребления, параноик и извращенец, продажный журналист короче типа (идиома к месту надо сказать). Я уверен – у меня длиннее, хотя мама всегда принижала мою сексуальность, как будто я оловянный типа солдатик, ни пожрать, ни посрать, ни поебаться. Из чего же сука сделаны ее мозги? «Володенька, не кушай так много ананасов, обкакаешься… Володенька, когда писаешь, прячь пипиську от девочек, никто из девочек не должен ее видеть, только твоя мамочка… Володенька, не ходи вечером на каток, там эти ужасные гимназистки, у них нет морали, не успеешь оглянуться как она уже ухватила твою маленькую пипиську, а ты такой податливый, а знаешь какая эпидемия сифилиса гуляет теперь по Симбирску?...» Тьфу бля. Пиздец писатель обломись.

Простите вижу необходимость вмешаться. Не плохо что вы так живо отреагировали на провокацию. Однако, как господин писатель уже говорил, не будем опускаться до порнографии. Я вполне осознаю что у каждого из вас (ну или почти у каждого) есть особенные, скрытые и глубинные мотивы для проявления столь долго вытесняемой сексуальности подобным или каким-либо еще более разнузданным образом. Давайте все же сделаем над собой финальное усилие на этом нелегком пути и продолжим, вытеснять, замещать и т.п. (то есть чем занимались всю жизнь) ваш типа основной инстинкт, только теперь уже не куда попало, - а именно в лечение. Скажем Вы, ПП, всю Вашу ужасно долгую жизнь регулярно имели секс с дерьмом, которое всегда находили рядом с собой, и привычным, точным и уверенным движением, как миллионы людей вокруг Вас делают любовь, - Вы добавляли новое дерьмо в свой мир. Это несомненно был секс. Однако он отличался от обычного человеческого секса выраженной доминантой отрицания, отвращения, страха или испуга в посторгазмическом опустошении. Вам ведь было хуево, зачем же Вы раз за разом повторяли одно и то же, зачем Ваш шар таких ужасающих размеров и характеристик? Я понимаю, ответа не существует. Это просто секс.

Сейчас Вы готовы оголить Ваши гениталии, совершая при этом не сексуальное действие, а вытеснение его моментального запрета в акт насилия над собой, ведь Вы считаете эксгибиционизм неподобающим. И если Вы прибегнете к насилию над собой дабы сохранить стабильность Вашего говношара, Вам нет я так понимаю никакого дела тем более до степени экологичности сего акта по отношению к миру. Нет, не к Вашему миру, а к миру вокруг Вас, что бы Вы ни говорили о его условности и гипотетичности. Этот внешний мир порушит Ваш персональный шар, и к какого рода уловкам Вы прибегнете в следующий раз? – ритуальному убийству эрзац-главы несуществующего государства, - или к самоубийству, самосожжению на льду заводского пруда?

Ваш мир потерял стабильность, возможно он рушится. Не нужно делать что привыкли, - не нужно его наспех латать, отнимая при этом ресурс от чего-то другого, совершая вновь непоправимую ошибку. Пусть Ваш шар разбалансированно катится с горы, пусть огромные ошметки навоза облетают с него, пускай он продолжит неконтролируемый спуск, пока не разрушится от разбрасывающих его в разные стороны центробежных сил, пока не наткнется на некое естественное препятствие и не разломится пополам. Вам нечего терять и нечего хранить, Ваш шар – источник и сосуд для Ваших страданий, с высокой и узкой горловиной, и источник и шаблон, матрица для разрушительного локального воздействия на ближайший внешний мир. Воспримите этот внешний мир прямо, не через его гипертрофированную Вашими страхами, комплексами, мифами, - копию, неудачную и продолжающую занимать все Ваши ресурсы для поддержания хотя бы видимости цельности и благополучия. Полагаю, Вы найдете мне возразить об этом внешнем мире. Возражения не принимаются, как бы предельно точно и выверенно не торопились Вы доказать о том что мира вокруг Вас доподлинно нет, и что Ваш шар – это только согласованная условность, помогающая общаться с тем чего нет как если бы это было, – где-то глубоко Вы сами знаете о надуманности и условности именно таких конструкций – не мира, а иначе зачем Вам шар если мира нет. Зачем Вам общаться с тем, чего предположительно (не точно) нет, причем через посредника, которого нет уже абсолютно точно. Вот где Ваш изъян, где дыра, где слабое место Вашей неразрушаемой системы, Вашего вечного двигателя. Выбросьте этот хлам на помойку, где Вы его и подобрали – и начните воспринимать то, чего предположительно (не точно) нет. Вытесните Вашу привычку, закрепощенность, Ваш квазибожественный статус – в органы чувств, и Вы найдете этот внешний внешний мир.

«Как если бы он был,» - забыли добавить Вы. Достаточно интересный монолог. Хоть и слегка подзатянут. Особо не понял ничего, но вывод очевиден: штаны снимать не надо. Что ж, это успех.

Или Вы, ВИУЛ, всю Вашу долбаную жизнь-борьбу, только и были заняты служением заветам Вашей мамочки-монстра, импринтировавшей Вам сексуальные запреты на все темы Вашей жизни. Что оставалось Вам? – сука-революция. Как ПП трахает навозный мир, так и Вы, имеете регулярный секс со множеством условий, оснований и причинно-следственных связей, составляющим конструкцию, основание либо надстройку, Вашего личного мира, и Вашей жизни. Нельзя трахать свою жизнь, это еще более разрушительно чем секс с дерьмом. Кроме того, при этом Вы утрачиваете Вашу личную половую идентичность, и иногда не знаете уже, Вы ебете или Вас. И к Вашему и так пиздец ебанутому миру добавляется еще новая система комплексов, замешанная на ненависти к себе, гомофобии и диверсификации сексуальности. Это ма шерри, пиздец.

Впрочем, доставайте. Смелее, развязывайте все Ваши тесемочки, поясочки, плохо постиранное нижнее белье (опять же ясно чье наследие) – и кладите на стол. Понятно что запах, угревая сыпь, или не угревая, а сифилис еще с тех лет. Из-за отсутствия инструментов сравнения мы просто посмотрим.

Что же Вы медлите? – Ваш супергерой не хочет покидать альков иллюзорного мира? – где так сухо (сыро) и комфортно? – не желая рисковать утратить образующие понятия качества? – что ж, пусть и дальше сидит в норе. Продолжайте с ним сосуществовать в содомии, назовите это симбиозом, а его Александром, как Вы тут пытались нам впарить подписку за позапрошлый век.

А вообще рубите концы, ведь Ваша невеста еврейка? – кастрация это не комплекс, это путь для некоторых.

Будь я мужчиной – трахала бы все что шевелится, а вы только посмотрите на себя, скопище инвалидов, один вожделеет дерьмо, другой – мир (себя), третий с раздвоением личности – друг друга братской белой любовью, - тьфу на вас, пидорасы. Есть правда и еще более тяжелые случаи – мнимые лесбиянки на харде у травести, мечтает сделать себе обеим куннилингус, не знает куда спрятать член в эту тему убил из помпового ружья себя своего насильника – напрасно, ни хуя не помогает. Онанист-некрофил, мечтающий о собственной разлагающейся плоти настолько, что готов опознать себя братом типа дистанцироваться от себя в момент смерти с целью совокупления, несмотря на то что тот всего лишь известный литературный персонаж. Наконец две самые сложные натуры, - с одним я хотя бы как-то разобралась, - безвредный безобидный нарциссист, бесславно, бесплотно, бесполезно любящий только себя, свое невзрачное тело, осознающий ненормальность такой любви мимикрирующий под социально востребованного, как педики знаете бывают женятся фиктивно на некоторой эмансипированной особе женского пола, хотя я знаю вам никогда не поверить в них. Второй остался нерасшифрованным – что думаете о нем?

Вот мне кажется доктор что его нет, что тюркмен это кое-кем нам навязанное, импринтированное если хотите представление. Чтобы узнать кем, достаточно выяснить, какими свойствами и функциями наделен этот персонаж. «Распределенная личность, рассеянное осознание, слова и фразы уносимые и поглощаемые ветром едва слетев с сокрытых, полуоборотом, полями шляпы, сумерками или туманом, - так или иначе в полной сепии губ. Жар пустыни, запах пота, ватные одежды, четки в руках, тюбетейка на голове: чье это, чья эротическая фантазия, чья несбыточная мечта? - кто выдает черное вновь за красное, а красное за белое, кто наделен здесь сверхъестественными способностями, чье поле осознания свободно мутирует от головы к голове, проникая как дым сквозь намерение – в ваши-наши огороженные либо не слишком, охраняемые либо брошенные, живые либо давно уже нет – личные территории, страны по типу геологии, пузыри, сферы, шары, миры.

И не мечтайте доктор, хер я закрою кавычки. Я все сказал.

Но позвольте, как же нет? – не хотите же вы сказать, что наши лошади понесли под гипнозом? – под кем-то поставленной нарочно неправильной цифрой в такой изначально красивой системе уравнений, сдерживаний и противовесов? – кому же было нужно нас погубить, ведь мы просто росли красивыми сладкими цветами на лесной поляне где-нибудь в Айдахо или Вайоминге, - никто и не знал про нас пока мы не замочили злодея, - да и в конце концов мы же видели этого дядьку похожего не то на мексиканца, и он даже нас тренировал чуть. Не могли же мы сами себя тренировать, - у нас нет ни опыта, ни необходимой лицензии, ни общих познаний о физиологии, а определенных успехов мы все же достигли, - как это возможно объяснить? – нет, мы отказываемся верить, ведь это вообще матрица какая-то, только стократно невозможней, жестче, больнее, фатальней чем клишированная киношная матрица-кич. Ведь мы спросили его, типа коуч? – типа коучинг? Он так посмотрел на нас, что ответа не требовалось. Что же тогда еще реальность?

Две накачанные овечки, - у вас хватило фантазии разглядеть китовый ус в последнем закате, но отличить азиата от полупрозрачной мексиканской голограммы, - слишком сложно для вас. Вы сами, первыми начали эту игру, вы выпустили этого монстра из путешествующего осознания, результат мне давно известен, лошадь улыбнулась ницше.

О чем говорят здесь все эти фатально русские? – есть ли здесь хоть один человек, не подверженный этой заразе, этой пандемии группового сознания? – хотя бы один немец или еврей, пусть даже гребаный пиндос или укуренный в кому хоть палестинец? – только мы с белым братом в этой горной безмолвной стране, чье сияние и недостаток кислорода делают звуки нашего голоса громоподобными как если двигать шкаф на лестничной клетке, наше сознание неповоротливым как мозги шахматиста, а руки огромными как у их дворников до той войны.

Они тупо в глаза смеются над тобой, мой белый брат. И надо мной, мой белый брат, они смеются. Они говорят, время модально, и глупо слушать мотли крю в 2009-м. Они говорят, видят в нас дыры, видят голубое небо сквозь наши ветхие тела, они говорят кожа от времени обратится в пыль, а что есть у мумии кроме кожи? Они говорят, перекати-поле это миф о сохранении опавшей кожей осознания, о колонизации наших покровов в шары без веса, без поверхности, без внутренней структуры в любом ее понимании. И так они смеются над нами, как если бы у них был рот, а мы были бы шары в пустыне.

Они стебаются о твоем холодильнике. Глупцы, они не знают что ты оставил его дома, они не смогут в это поверить, а между тем у нас есть, имеется дом, и сосновый лес на участке и собака на привязи, потому что собака должна быть на привязи, ведь они же не гадят где кушают, где спят, где встречаются, - или все же гадят? Просто нам негде хранить охлажденный шнапс, и дробящий мнемонический огромный горб у тебя (у меня?) за спиной – это визуальное синкопическое эхо нашей жажды. Ты только верблюд по функции, и это не плохо, это только способ выживания в пустыне. Мы тоже никогда не видели верблюда, но нам же не придет в голову смеяться и показывать пальцем.

Тушкан реален как реален реализм всей русской литературы 19 века, тут даже нечего говорить. Он прискакал с крайнего юга, где степь о которой выясняется все горазды пиздеть, обращается в пустыню, а пески обращаются в черные горы. И где кончается пресловутый панрусизм. Он наемник, хотаб в натуре, кинжал и мечъ у него под полою халата. Еще кастет, резиновые пули и дубинки. Он весь нашпигован тротилом, обвязан, спеленан этими шашками дьявол песков (фамилия-то не последняя на самом деле), паломник и мумия, и ничего более нету в нем. Оттого и сторонятся такие женщен, что под многочисленными бинтами нет ничего. Легкая, едва уловимая аномалия полей, на грани погрешности определения флуктуация общего поля светимости, - легенды о рассредоточенной личности не выдумки вражеских голосов, как ни хотелось бы мне вместе с тургеневым, толстым и некрасовым верить в обратное, а именно что фантом нереален, а реален жирный отъевшийся тушкан на обочине всех дорог.

И поэтому я говорю вам: он нереален, он не совсем личность, он скорее метастазы, чего то, что не подлежит определению, но все же гибельно для всех нас. Если б я был писателем, я бы сказал «идея, имеющая силу», и настолько идея, настолько имеющая силу, что нам всем пиздец. Было бы проще считать что он несет знамя джихада в вашдомроссия, но истина в том, что нет бога в нем, пусть даже аллаха, - только первобытно животное, беспредельно жестокое, чему не в силах противостоять любой бог в человеке либо наоборот. Я сравнил бы его с ядерным взрывом, а место откуда он пришел – с ядерным семипалатинским полигоном, с ядерным полигонным семиречьем. Всем понятно тогда?

Да бросьте вы, парни. Я только необразованный крестьянин, пришел к вам из 88-го, из семиозерки, где 7 (семь) промысловых озер, до края заполненных рыбой. Где золото и невть стекают по сосудам, где зародился и где закончился кинематограф соцреализма, где девушки смутно желанны и фантастически непознаваемы, и где закатное солнце ложится на степь чьим-то иным портретом, чьим-то всякий раз иным. Я даже пту не закончил - чабанил, косил от армии, бывало и затак косил. На то воля аллаха, магия расточных станков с чпу осталась для меня таковой, хотя и не люблю этих слов.

Растачивали же они все же некоторую полость, антипод шару, и сколько оттуда не выбирали, - не выбрали. Всем ясно теперь почему собака. Пусть я останусь пол, пусть ученики фрезеровщика и токаря выбирают, себе и близким намир, пускай они видят твердые бытовые отходы и гексаген, мне дела нет до того, покуда я воин, и покуда моя собака упыр, не я. Моя собака огненный шар, что быстрей твоего сознания, что разрушает поглощая, воспламеняя, - они говорят на 90% состоят из воды. Нет, это давно было. Перед моей собакой все равны, все сухи, сгорят без остатка, без легкого облачка не по киотскому протоколу, без даже маленькой кучки пепла, когда они считали что нечего больше сжечь. Они ничего не добавят в мой упыр, не изменят его своей никчемностью, сухостью своих покровов, выбраными полостями надутых шаров. Но не в меня, не в семиозерского молодого ученика, не в хозяина собаки как они на длинном полагают поводке. Я становлюсь быстрее, с каждым склеваным степью беспонтовым пузыриком, и я становлюсь темнее, так путнику не разглядеть мерцающих огоньков в холодной и снежной пустыне. Мне не нужен медленный пес, и так шаровая молния приходит к электроопоре, где назначен пир электричества. Что не смогу пожрать – вылью брошу отдам степи, чтобы он остался в этой степи навсегда, как когда-то останусь в ней таким я.

Маниакальный психоз, более ничего не вижу в речах этого пресловутого распределенного осознания, этой неопозаваемой рассредоточенной личности. Мне даже страшновато стало, но благо я хотя бы здесь не одна. Но с кем? Эй, господа пациенты, почему мы сидим и молчим, в темноте за закрытыми жалюзи, и кто здесь курит такие отвратительные сигареты? – дисциплины никакой, то все кричат, то молчат, то смотришь приличные вроде люди, с высшими образованиями и манерами, а то ну чисто пациенты спецучреждения для их же как раз содержания. Затаились, вжались в кресла, что в такой темноте и не разглядеть, здесь они еще, или пиджак чей жакет висит на спинке вместо них – че-то терапия не так как-то складывается сегодня; но не выходил же вроде никто, да прекратите же курить эту пластмассу. У меня между прочим маленькие дети, и я могла бы продолжать кормить их грудью. Кажется я знаю кто это курит здесь, и вот сейчас я найду его и клянусь богом, ему не поздоровится. Что смешного в моих словах? – понятно клятвы богом смешны для каждого из вас, да и для меня впрочем, это просто такое устойчивое словосочетание, призвано придать еще экспрессии моей речи.

Да где же найти мне его? – в чьи кресла он вжался, в чей пиджак, жакет, саркофаг мимикрировал и затаился, кем назовется он в следующий раз, и буду ли я в состоянии определить этот раз, не будет ли он мной, не буду ли им я? – и как тогда сказать мне или услышать, определить? Походу гондоны настрогали крэка в мои сигареты. Пора завязывать курить в общественных местах.

Пиздетст враччъ у-наз назначенн, товарищи психи. Дай-ка и мне, то сижу не догоняю никого, - одни мы с тобой остались подруга лечебная, остальные то уже далеко в теме, у каждого свой аэроплан, кто над пенинсилванией уже, братки над пентагоном, не говорю про главного, про главных. Выходит по всему родная, а нам с тобой выпало преемика подмочить в сортире. Давай вырабатывать план. Пиздеть о степи горазды на самом деле все, а говно выгребать нам с тобой. Или ща погоди, хо неевклид з садания вернеттся, первый пошел, первый отшел. И зеленый балынгус свой проведает. Как думаешь, все вернутся? – не думаешь? – и я. Пока куришь не думай, выкуришь – подумаешь (где взять еще). Смотрела комедию отеччную, с неролаом быовым? – реальный пророчезкий филм, типа не все они возвращаються, на базу со звездами или пох. Вот пизателл крассный не вернется полюбасу. Уж на верно с парашутом катапульулся и в убежища попросил. А ты по хоже разчитывала от него, а зрас разглядел жлобб и мажор.



Ия билл креведко. Простите по-другому не сказать, тем более все здесь, тем более все здесь говорят так. Я был здесь все это время, пока вы считали что всех отправили на задание. Я так просто затянулся, и затянулся нах совсем – йа бил креведко. Вы же под кайфом вкурили меня, затягиваясь с особенным усердием – йя бив креведкой не проходил без некоторого усердия с вашей стороны, бив слишом бошим крэкникотиновым шариком. Шариом. Это как секс между нами – вам было с усилием приятно, мне было слегка больно но интересно. Я познал мир Вас изнутри, я этим шаром, имеющим волю, сплавлялся по вашим сосудам, находя новые нетронутые, чистые территории без таких как я. Это было так весело, я тронул вас всю, но не становился меньше оттого, хотя следы моего присутствия меняли Ваши чистые земли, я застревал и оставался навсегда в вашем битрейте. Теперь вы другая, и нет в вас более чистоты, но есть опыт радости, опыт знания в каждой вашей загашенной клеточке, в каждом шуме нового нойза вашего кровяного давления. Вы курили меня, я вас, - теперь вы можете не верить невкурившей пропаганде о вреде курения. Но когда ваш рак легких добавил этому знанию достаточно черноты, когда вы озаботились здоровьем и твердо решили пройти флюорографию, - вы зашлись отчего-то в припадке чахоточного кашля – вы_харкнули меня, капилляры нарконикотина обогащенные опытом вашей крови, - вы_бросили курить, вы_вы_бросили ваши сигареты, вы_бросили распыленные нарконикотиновые шарики моего измененного осознания, на самом деле плюнув щедро окровавленной слюной в стоящего напротив через тысячи миль, часов, телеприемников иначе – высохшим деревом укурка, того палестинца в коме, о котором базарили эти кокетничавшие проститутки в кожаных банданах.

Слышь торчок, хорош бодаться. Раскури по теме еще папироску мне, два улета и мож пиздеть дальше, то реально ломает твоя байда. Панрусизм, туберкулез, коучинг – идите все нах, но не быстро. Торба твоя подзаебла уже, - не можеш без истерик, нехуй продукт изводить. Ртутные бля шары нах, - шизофреничать из прихода стремно, отбывай связно, нехуй неофитом каяться. Тут каждый мог бы до хуя че порассказать о своих обезьянах, но все ж скромно молчат у себя в углу, овощи в чемодан уложили, готовы к отплытию. Так нет сука найдеца роза Люксембург в оправе гучи, мол я – не я, ты – не ты, брат брату, нероалу быову баварского морожного.

Я не могу только понять: если Вы женщина и психотерапевт, зачем Вы столько ругаетесь и говорите мужским голосом. То есть я понимаю конечно что-то насчет деревянных игрушек и импринтинга такого же. Но почему-то в вашей среде считается прорывом ударить человека по лицу, если Ваша мама преуспела привить вам раболепие и созависимость. Типа это поможет вам избавиться от пагубной привычки поглощать мир. Типа это поглощение агностирует личность, которой вы могли бы стать имея волю отказаться от входящих потоков в пользу исходящих, пусть отражаемых. Откуда только взяться им, от чего отразиться, если нет вас в мире.

Придется все же возразить, в ваших традициях, противореча своим.

Не знаю, свойственно ли это вашему развитию органично, либо было привнесено из-за океана, но личностная парадигма сводится уже с некоторых пор к простому определению – winner/looser. Культ победителя навязывается так жестко, что порой кажется, это основа социализирующих паттернов глобального извините разума.

Между тем личный опыт неудачи создает личность. Пускай эта личность иногда откровенно ущербна, ограничена этими неудачами, но все же это личность, а не социально востребованная ее проекция. Путано выражаюсь, в традициях неуспеха, что легко позволит вам успешно игнорировать эти слова под предлогом их низкой социальной значимости. Придется по-другому.

Скажем, ты теннисист-неудачник, но профессионал все же. Твое наивысшее достижение 498 позиция в рейтинге WTA. Ну или ATP, тут хер разберешься без алкоголя, но об этом речь чуть позже. Ты короче выиграл пару матчей за всю твою профессиональную карьеру (чтоб было понятней вам американским). И не помниж уже, сколько именно, но два-то точно (хотя возможно и один, а остальные плод твоей нереализованной социальной востребованности). Зато все свои поражения ты никогда не сможешь забыть, их хронологию, частную историю, даж погода какая была, - ну там снег, дождь, метель непогодь; и самое больное изних, от сампраса типа, восемнадцать раз под ноль на турнире ихнего шлема. Борьба между тем была за каждый мяч, просто звезды встали не так, просто не свезло, пытаясь сыграть сзади между ног не самый сложный мяч на публику, ты по яйцам уебал себе, номинация выпала враз, яйца же ушли так далеко вкуриццу (простите за тавтологию, не смог удержаться ибо люблю красоту), вплоть до устойчивого изменения тембра голоса и способности почти постоянно уверенно проходить любой гендерный тест. Понятно за этим унижением пришли победы, тока путаете теперь слегка упомянутые рейтинги.

Короче хоть ты и пидор, это ты. А не социально навязываемая проекция. Типа встань здесь, повернись от света отсвета, света; - тока что если ты дима? Пита напряги бицепс, трицепс, будете трахаться надень презерватив. На свету наглухо нах. У тебя есть вся эта херь, есть уникальный личный опыт, и тебе глубоко насрать что за на очередной терминатор тебя закопает.

<сопоставление ртутных и никотиновых шаров, перетекание сути>

Мои овцы и собаки жались тогда все плотней в отару, очень быстро темнело как осенью бывает в степи. Достигнув невидимой границы, овцы встали, я знал их не сдвинуть. В степи легко определить место ночлега. Собаки были совсем плохи, мне опять было не сомкнуть глаз. В степи слишком много еле заметных блуждающих огоньков едва стемнеет. Не знал тогда, что или кто бродит по степи вокруг, и никогда не хотел этого знать, - мне было достаточно не ждать от этих сущностей ничего хорошего, мне было необходимо оградить от них овец и собак, сохранить отару, и не называя их никак, я знал тогда что необходимо сделать для этого сохранения. Не спать, огонь не разводить, курить, петь или кричать.

Пока не стемнело совсем. Когда овцы сбились в одну большую кучу, подмяв слабых и больных, за неимением сена на холодной земле, а собаки поджали хвосты и не отходили друг от друга. Блуждающих огоньков вокруг становилось все больше, овцам не было до этого дела, лишь бы сохранить тепло, собаки же беспокоились этими огнями, заранее предполагая невозможность им противостоять.

Я только был кочевником, и в порядке движения огней мне виделся только хаос, в том как они собирались в скопление огней, и затем расходились, разбегались, разлетались по всей степи, по всей темноте степи и черного неба. Мне не было дела до них, пока они не приближались к отаре.

Мой врач сказала мне это танец тех сигарет, что я не выкурил тогда, либо позднее, пока мог еще сделать это. Пока мог обходиться без постоянной медикаментозной помощи, пока зависимость, о которой мы с нею говорим на каждом сеансе, не стала окончательно инсулиновой. Если смотреть с позиций надкармической наследственности, это плата за скорость. Она говорит я стал слишком быстрым для пустых пространств в которых строил диссоциативные взаимодействия с ложно отделенными частями своей личности, настолько что эти пространства перестали быть чем-то внешним по отношению к гипертрофированно развившемуся метеоризму собственных удаленных частей. Болезнь началась по ее мнению когда я впервые отделил себя от собаки, от отары и от степи. Выделенные и брошенные части себя, по мере анамнеза все более четко опознаваемые, не могли не преобразоваться в нечто ужасающее, некоторые отринутые с целью избавиться и забыть теневые структуры, поработившие в итоге надуманно лучшие, отборные части себя, с которыми я в отдельной суперреальности планировал далее работать, завоевывая все сущее с последующим управлением им по модели fifa 2011 playstation.

Не будь я под кайфом тормозящим, поспорил бы с нею о роли ее и этой ее теории в новейшей суперистории, а так конечно же нет: мухи ползут по коже моего лица а мне все равно теперь. Я не властелин мира, а только лишь муха на чьем-то лице. Моя собака мертва, а отара растеряна по внутренним гигантским пространствам, даже степью мне теперь запрещено их назвать. Волки и плохие люди пожрали всех моих овец, а Венгрия и Казахстан только плод моей больной фантазии, разделившей единое.

Браво господа, воистину прорыв иногда случается где не ждешь совершенно. Понятно это лишь первое случайное прояснение кататимно абсорбированного умирающего в этом плане сознания, и через пять минут пациент и думать забудет о своих безошибочно отгаданных самоопределениях, тупо бездарно собран снова усовершенствованным аватаром курбана бердыева, но в такие моменты осознаешь не напрасно это все, наше общение по интересам, групповая терапия и динамическое переопределение личностей. Поздравляю вас, господа, мы все причастны к явленному нам без преувеличения чуду снятия тысячелетних защит персонажа, древних и могущественных как сама орда у него в голове. Да, конечно же в головах, простите.

Не верно, доктор. Это не победа. В лучшем случае для нас это медикаментозное подавление паталогии, не имеющее характера устойчивых тем более необратимых изменений. Про худший же вариант говорить ей богу не хочется, настолько хищно и подвижно это животное, настолько адаптивна и интерактивна система, что говорить так это лишь поглубже заглотить предлагаемую наживку, присвоив ее и сделав своей, ассимилировать переваривая, лишая себя малейших шансов на спасение когда это древнее существо встанет во весь рост и раскроет перепончатые крылья. Это зеленый дракон, дорогая, и одна из голов у него, далеко не самая основная идиоматически собачья, если вы способны об этом вообразить. <тема переходящей собаки> Бегите его, сторонитесь орды, не оставайтесь в степи на ночь, он опалит вас и сожжет играя называя собакой. <тема игры в смене собак> Я не смогу помочь вам, не смогу помочь и себе, мне не скатать из него шара, я могу лишь соблюсти однажды определенные нормы параллельного ему существования, и не быть овцою в его степи.

Неврастеник и социопат, журналист чести и честь общества, поэт бля моря. Теория работает всегда. Посмотри на него, на это растение, кого нахрен он может пожечь кроме собственных испражняемых фантомных миров, холмов степей баранов, и даже это не фамилия нихуа. Не ссы нобелевский патриот, кататоник полностью в нашей теме. Ху-ссым, зделаем его президентом, знаменем демократии и совестью на-ции, раз так свистит по этой блевотине.

Овца хуле снее, так тока шерсти если клок. Такие как ты и в морге будут надеяться на благоприятный исход по общей положительной динамике на основе важных там не знаю физических измерений или концепций. Все девочка, ты умерла. Посмотри на животное: чья голова теперь в его подарочном наборе? – да-да, конечно это обман зрения, иле свет не так падает, иле пространственно сфальсифицированное трехмерное изображение – выбирай сама на вкус. Ты мертва, ты сожжена холодным светом, говори со мной дальше я понимаю язык зверей, а лучше – принесика нам мяч, резиновый шар вон изза того дальнего зарубежья тебе не стоит и секунды туда попасть. Апорт.

Тьфу на вас, мусульманэ проклятые переметнулся незря крассный по теме изначаль так былл. Зюганов в каждом коммунисте бля. Теперь ще одни близнетцы нарисовались, хуй разделиишъ. Дракон бля краснозеленый, самого сожрали а я бля мертва, иди нах грязный политикан, заигрался нах уже со своей палестиной, казахстаном и венгрией. Сам принесика примкнул к орде, типа добровольно ага. Вот вам мяч. Тьфу, мечь: где братья фашистские? Иногда приходится выплюнуть член длинный язык резиновый мяч изо рта чтобы произнести некоторую сентенцию, хотя бы такую как теперь.

Так ты упыр и мэскэт, сам собака и летучая мышь не нашей церемонии. Они светят тебе, они светят тебя, и нет ни нужды ни проку выбираться из этого тургая, так светят они также и ты. Кому повезет умирать в тургайской степи. Тебе, ты, они – и скоро все опять переменится в степи притяжательности местоимений. Чему повезет умирать в тургайской степи, чьему наконец чему?

Нет у тебя никаких овец, убитого посреди самой золотой степи в 78-м расточенной боеголовкой, а чабанство твое и пастушество лишь ложная память о будущем, которое никогда не настало. Мираж. И все волки и собаки, которыми выяснилось ты единственно полон – воют в черной степи, и вовсе неотличимы их голоса тебе, утратившему в первую очередь персональную идентификацию слуха. Напрасно пытаешься вглядеться ты в черноту, найти там тургайские огни, остаток и эхо дифференциации негодного слуха во внутреннее зрение, суррогирующее твой футбол и твой менеджмент все эти долгие 33, вплоть до fifa 2011. Кому повезло умирать в тургайской степи?

Все твои красные лица, красные зрачки нетопырей пустых совершенных пространств, все живые шары-сгустки свободной энергии, палящей и сжигающей холодным зеленым светом, которые ты отпустил за долгие годы симулякра жизни степной – продолжат так же хаотично двигаться в черном космосе, многократно мешая, переплетаясь, путаясь с настоящими, или просто чужими, – повторяя твой угасающий взгляд, не имеющего более и объекта, подтвердить пусть субъект, которого тоже было никогда не ахти, а скорее и теперь уже полный ноль, зеро, мир или шар только лишь для этого зрения. Прикрой пальцами веки, выключи его усталость – и пропадет эта степь, этот мираж и эти галлюцинации – все эти симулированные образы до поры электропитания в розетке.

Не выключай, ведь это невозможно, погаснет само.

Ты знал всегда кто в его степных огнях, но невозможно было о том сказать. Только видеть, только смотреть, только охранять отару. Ты съел своих овец, а Венгрии не существует. Это не честь или доблесть, не слабость и не падение - способность оставаться одному в черной осенней степи без огней - это путь для семиозерского паренька, на голову которому смогли уронить бое-головку. Ты поедал свою отару излишне прилежно исполняя приказание, заботясь об овцах как о семье в точности как научили тебя старшие венгерские товарищи, учителя и бенефакторы навроде Жигмонда Морица, а методов ты никогда не выбирал, ведь сам был без затей степным человеком, читай абреком и преступником между строк. Пускай и с начальным профессиональным образованием. Ты сжигал все что мог найти подле, и запах паленой шерсти способен провоцировать рост раковых клеток этого твоего внутреннего зрения. Ты ел свою семью, ты поел себя до прозрачности хотя и отсутствовал физически изначально в период с 78-го. Твое inner vision онкобольно, и оттого ты Курбан Бердыев, а я Пелевин без имени.

Черные иглы поглотили тебя оставив голым в степи без отары, лишив собак и шаров, привязав по итогу к инвалидному креслу запрограммированной электрички с единым пунктом прибытия.

Где теперь твой дракон?



<тьма и огоньки, как степной волк стал упыром – как я смог управлять скоплением огней, огненным шаром и оставил отару>

<смена толщины и оттенков шрифтов цвета (персонажа) – как переход эго/суперэго для каждого>


вернуться